минут, — и повернулся к Трегрею.
Тот смотрел на него каким-то новым… чуть более отстраненным взглядом.
— Вам звонила ваша дочь? — поинтересовался Олег.
— Что? Откуда ты?.. Ах, да…
— Простите, я невольно подслушал. И узнал ее голос. Голос у Светланы такой… — Трегрей шевельнул бровью, подыскивая нужное слово, — такой… улыбчивый. Будто она говорит сквозь улыбку, — уточнил он.
Но Алексей Максимович меньше всего сейчас был склонен обсуждать голос своей дочери. Он уселся за стол, сцепил пальцы в замок и спросил Трегрея, избегая смотреть ему в глаза:
— Это что было? Гипноз?
— Гипноз? Вовсе нет.
— Тогда что же? Почему я сейчас?.. — майор не договорил, внутри у него все на миг сжалось от приступа стыда — надо же, расплакался, как мальчишка.
— Я лишь помог вам почувствовать то, что желал выразить, — объяснил Олег так, будто не видел в недавнем происшествии ничего необыкновенного. — Потому что я понял — в отличие от многих прочих, вам то, о чем я говорил, небезразлично. Иначе мои слова не вызвали бы в вас столь горячего отклика.
Майор открыл рот, чтобы немедленно и резко возразить, но внезапно понял… нет, не понял — почувствовал: этот чертов Гуманоид прав. Алексей Максимович вытащил сигареты, закурил.
— Сейчас возвращайтесь в расположение… рядовой Иванов, — сказал он. — Еще успеете к разводу. Позже я вас вызову.
— Позвольте еще кое-что, — не вставая, произнес Олег.
Глазов уставился на него… но сразу спохватился и отвел взгляд.
— Я имел возможность побеседовать с майором Кивриным, — сказал Трегрей. — И пришел к выводу, что инцидент с рядовым Сомиком он намерен оставить совершенно без последствий. Так быть не должно. Надобно, чтобы виновные сержанты понесли наказание, ибо иначе они не уяснят, что ответственны за воспитуемых. И это нужно сделать немедленно, не дожидаясь реакции прокуратуры и командования округа. Также подвергнуть вразумлению необходимо старшего лейтенанта Бородина, ибо он несет ответственность за деяния сержантов.
— И так далее, по восходящей, — в тон ему продолжил Алексей Максимович. — Вплоть до министра обороны… Да вы что себе позволяете? — повысил голос майор. — Да вы отдаете себе отчет в том, что говорите?!! — хотел было еще крикнуть он, но осекся.
Парень, безусловно, отдавал себе отчет в своих словах. И действиях. С него станется, если придется — он затеет собственное «вразумление». И что в итоге получится, даже предполагать не хочется. А виноватым останется он, майор Глазов, поручившийся за Трегрея… то есть, за рядового Иванова — перед Самородовым. Да и из
В этот момент Алексей Максимович на секунду пожалел, что не вызвал наряд полиции. Майор глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь успокоиться. Провел ладонью по седой голове. Он вдруг почувствовал сильную усталость. И вследствие этой притупившей волю усталости снова поднялось в нем то губительно острое чувство собственной вины за произошедшее и происходящее. В носу Алексея Максимовича защипало, а горло перехватило. Испугавшись нового приступа, он вскочил, уронил сигарету, вытащил новую…
Олег Гай Трегрей наблюдал за ним.
— Не стоит беспокоиться, — проговорил он. — Это вскорях пройдет. Прошу прощения за то, что взял на себя смелость… нарушить ваше душевное равновесие. Мне подумалось, что вы в этом нуждаетесь. Именно вы.
Глазов помолчал немного, не зная, что ответить на это. Потом проговорил:
