Алексея Матвеевича не пострадала. Просто потому, что некому было доказывать его виновность — у меня только бабушка осталась. Да и она всего два года прожила после всего этого. А если бы тогда рядом с нами был Нуржан или Евгеша… Или сам Олег…
— А Олег это кто?
— Это… Неважно. Да что вам говорить… Ничего вы не понимаете.
— Так объясни нам, глупым! — снова вступил в разговор властный голос Елизаветы Сергеевны. — Эх, и запудрили же вам мозги! В жизни всякое бывает, что ж теперь, всех и каждого винить за те несчастья, которые с тобой когда-то произошли?..
— Елизавета Сергеевна, пожалуйста… Сережа, ты зря говоришь, что я не понимаю. Я, милый мой, всю жизнь сталкивалась с подобными явлениями. Видишь ли, подростки зачастую выбирают примером для подражания кого-то, кто очень-очень не похож на других. Кого-то, кто бросает вызов общепринятой системе ценностей. Тебе сейчас, наверное, очень хочется походить на… Нуржана Мухаметовича. Ну как же! Ведь он такой сильный! Такой ловкий. Кого угодно может побить одной левой! И к тому же, так красиво говорит о справедливости!.. Да, Сережа?
— Все верно, — ответил воспитанник Жмыхарев и неожиданно улыбнулся.
— Никто тебя не понимает так хорошо, как Нуржан Мухаметович, да? Все остальные взрослые скучные, глупые, слабые, неинтересные, а он совсем другой. Он самый лучший, и может объяснить все на свете, о чем ни спросишь… Да только, Сережа, всегда получается так, что подобные мухаметовичи используют таких вот, как ты, для достижения собственных целей, о которых вы не имеете ни малейшего понятия.
— Почему же не имеем? — опять улыбнулся Сергей. — Очень даже имеем.
— Интересно послушать об этих ваших целях, — в очередной раз не удержалась Елизавета Сергеевна. — Как вам тут объясняют: зачем из вас делают… боевые машины, а?
— Какие еще боевые машины? Я же говорил… чтобы постигать Столп Величия Духа, надо точно знать, зачем тебе это надо. Надо цель иметь, очень важную, и не для себя одного, а для всех. Тогда у тебя получаться будет. А те, кто только и хотят, что, как вы сказали, боевыми машинами стать, силу, то есть, получить и выносливость и ловкость, у того ничего не выйдет. Потому что «стать боевой машиной» — это не то, к чему стремятся, постигая Столп. Это… почти как побочный эффект. Короче, вы не поймете…
— А ты попробуй, Сережа, — вкрадчиво попросила психолог Людмила. — Мы тут уже послушали твоих товарищей, мы имеем некоторое представление о тех вещах, которые вам внушают Алимханов и Пересолин.
— Да ничего они не внушают! — мотнул головой паренек. Кажется, он разозлился. Впрочем, судя по всему, этого и добивалась психолог Людмила — чтобы воспитанник Жмыхарев наговорил на камеру побольше, и чтобы высказывания его звучали резче.
— Ну, как же не внушают? Насколько мы поняли, вас здесь уверяют, что все, кто не входят в вашу группировку, не разделяют ваши убеждения — попросту враги. Так?
Сергей фыркнул:
— Совсем не так. Это
— Кто это — мы? — возмутился по ту сторону камеры голос Елизаветы Сергеевны.
— Вы… Те, кто имеет власть поступать с другими так, как ему выгодно. Учитывая лишь собственные интересы и совершенно не обращая внимания на интересы других. Кто безнаказанно преступает законы или же этими законами прикрывается…
— Заметь, Люда, какими словами он заговорил! Разве в его возрасте так говорят? Явно с чужого голоса поет!
— Все вокруг давно уже привыкли к несправедливости, — продолжал Сергей. — Даже не обращают на нее внимание. Как будто так и надо — кто-то имеет право на все, а кто-то им постоянно чего-то должен. Так не должно быть. Надо чтобы по справедливости. Или хотя бы по закону.
— О, Боже ж ты мой… — вздохнула и, надо думать, закатила глаза под лоб Елизавета Сергеевна. — Р-революционеры. Справедливость, видишь ли. Кому-то все, а кому-то ничего… И это одиннадцатый класс!
