«А ведь и вправду, чего доброго, неприятность мне может выйти, — стукнула вдруг Саню по темечку змеей выметнувшаяся откуда-то мысль. — И даже очень большая. Такое „сам себе режиссерство“ явно дизелем пахнет…»
Он спохватился — поняв, что по изменившемуся выражению его лица Женя Сомик без труда прочитал замешательство.
— Я ведь говорил, — сказал Сомик. — Ты боишься. А я нет. Как бы там ни вышло, я переживу. Выдержу. Потому что мне обязательно помогут. А кто станет помогать тебе?
Гусь снова фыркнул, но это вышло у него уже откровенно искусственно. А Женя вдруг подался к нему и сказал с совершенно неожиданной проникновенностью:
— Я не боюсь. На свете нет ничего, чего стоит бояться, понимаешь?
В голове у Сани все смешалось. Ситуация вдруг обернулась какой-то невероятной, недоступной его пониманию нелепицей. И это непонятность отчего-то напугала Саню Гуся. Бормотнув что-то невнятно угрожающее, он сунул телефон в карман, повернулся и выскочил за дверь. И, не оглядываясь, пошел прочь.
Более-менее опомнился он уже в казарме. Отвернувшись ото всех к стене, он быстро удалил проклятый ролик, как теперь ему явственно казалось, представляющий опасность в большей степени для него самого.
«Ладно, — успокаивая себя, мысленно проговорил он. — Все равно я тебя, Гуманоид, прижучу рано или поздно. Найдется способ…»
Глава 4
Этой ночью выпал первый снег, неузнаваемо преобразив землю, омолодив ее, вдохнув в нее совершенно новую жизнь. Через бело светящийся плац, чуть пригнувшись, прижимая к груди большую пластиковую канистру, спешил старшина Нефедов. Он постоянно оглядывался на ходу, досадуя на то, что оставляет за собой четкие черные следы.
— Белый, белый, белый снег… — бормотал он слова навязшей в ушах песенки, — по весне растаял…
Достигнув столовой, он остановился, чутко прислушиваясь. Невдалеке постукивали с ясно различаемым скрипучим отзвуком шаги караульного наряда. Старшина проворно нырнул за угол столовой и прижался спиной к стене.
— И мелодию капель мне играет вслед… — бездумно дошептал он. Затем зажмурился и покрутил головой.
Нефедову было очень стыдно. Докатился, товарищ старшина! По своей собственной, до каждого кирпичика знакомой части крадется, будто диверсант. От личного состава хоронится! Боится, что какой- нибудь сопливый рядовой его заметит здесь с канистрой… «Кстати, а кто сегодня в карауле»? — спросил себя старшина Нефедов… И замер с разинутым ртом, поняв вдруг, что совершенно этого не помнит. Перехватив канистру одной рукой, он стукнул себя кулаком по лбу, но и это не помогло требуемым сведениям всплыть на поверхность памяти. «Ну, дела-а… — подумал старшина, — совсем я плохой стал. Хотя чего удивительного? Такое в части творится, не то что это, самого себя забудешь как зовут…»
Надо же, до чего дошло — днем, при свете уже нельзя даже булочку в карман положить! Сразу командованию сигнал идет. Главное, одни и те же стучат, Гуманоидова шайка: Сомик, Двуха… страшно подумать — Мансур Разоев! И еще несколько солдатиков. Активисты, сука… В штабе сначала смеялись, потому что не только на одного Нефедова доносили, а вообще на всех, кто хоть как-то засветится. Но потом им там не до смеха стало, штабным. Они ведь и сами не святые, а тут еще выяснилось, что не только им, а в военную прокуратуру тоже звоночки идут. А это уже серьезно. Хоть хищения и грошовые (даже и хищениями это назвать нельзя!), но случаев много. Это прокурорской проверкой пахнет. А проверка уж
