начало и развитие своего знакомства со мной и с живейшим любопытством выслушал рассказ о моей семье, об истории моей юности. Прежде чем расстаться с новым знакомцем, он нарисовал карту байю на листке бумаги куском красного мела, указав на ней местонахождение плантации Эппса и кратчайшую дорогу, ведущую к ней.
Нортап и его молодой спутник вернулись в Марксвиль. И было решено начать судебное разбирательство, дабы доказать мое право на свободу. По замыслу, я должен был стать истцом, мистер Нортап выступит моим защитником, а ответчиком по делу будет Эдвин Эппс. Процесс по делу должен проходить так, как ведутся дела о возвращении имущества, и приходскому шерифу направили распоряжение о том, чтобы он взял меня под стражу и удерживал вплоть до решения суда. Однако к тому времени, как все эти бумаги были должным образом выправлены, наступила полночь – слишком поздно, чтобы получить необходимую подпись судьи, который жил на некотором удалении от городка. Поэтому все дальнейшие дела были отложены на утро понедельника.
Казалось, все шло гладко, но вот возникли непредвиденные затруднения. Случилось так, что взволнованный Басс чересчур разоткровенничался о произошедшем с неким человеком на пристани и, кроме того, сообщил ему о своем намерении покинуть штат. Собеседник Басса предал возложенное на него доверие, и по городку пошел слух, что тот незнакомец, которого видели в обществе адвоката Уоддилла, приехал за одним из рабов старины Эппса, живущего на байю. (Эппс был известен в Марксвиле, поскольку часто навещал городок во время сессий суда.)
Когда Уоддиллу стало об этом известно[104], он заглянул в комнату к Нортапу и сообщил об новых обстоятельствах дела. Уоддилл беспокоился вот о чем: если слух к вечеру доберется до Эппса, у него будет возможность спрятать меня прежде прибытия шерифа.
Из-за этих опасений дело было существенно ускорено. Шерифу, который жил в одной миле от Марксвиля, было велено снарядиться и быть в полной готовности сразу же после полуночи, и судье сообщили, что к нему зайдут примерно в то же время. (Справедливости ради следует сказать, что представители властей в Марксвиле с радостью предоставили всю помощь, какая была в их власти.)
Как только поручительство было должным образом оформлено, а подпись судьи получена, экипаж, в котором сидели мистер Нортап и шериф, быстро покатился по дороге, ведущей из Марксвиля к Байю-Бёф (экипажем управлял сын хозяина гостиницы).
Было очевидно, что Эппс станет оспаривать вопрос о моем праве на свободу, и поэтому мистеру Нортапу пришло в голову, что для судебного разбирательства существенным может стать свидетельство шерифа, который описал бы свою первую встречу со мною. Во время поездки они уговорились, что, прежде чем мне дадут возможность побеседовать с мистером Нортапом, шериф должен будет задать мне определенные вопросы, составленные заранее. Например, вопрос о количестве и именах моих детей, о девичьей фамилии моей жены, о городах Севера, где я побывал, и так далее. Если мои ответы совпадут с врученными ему документами, это доказательство по необходимости сочтут достаточным.
Итак, после того как Эппс ушел с поля, сопроводив свой уход утешительным заверением, что вскорости вернется и взгреет нас (о чем я уже писал в заключении предшествующей главы), они прибыли на плантацию и обнаружили нас за работой. Выбравшись из экипажа и велев вознице ехать дальше к большому дому, наказав ему при этом не рассказывать никому о цели их дела, пока они снова не встретятся, Нортап и шериф свернули с дороги и пошли по направлению к нам через хлопковое поле. Мы заметили их, когда глядели на экипаж – один из них на несколько ро?дов опережал другого. То было единственное в своем роде и необыкновенное зрелище – видеть, как белые люди идут прямо по полю, и особенно в столь ранний час, и дядюшка Абрам с Пэтси обменялись замечаниями, выражавшими их изумление. Поравнявшись с Бобом, шериф спросил:
– Где бой, которого называют Платтом?
– А он – вот он, масса, – ответил Боб, указывая на меня и теребя в руках шляпу.
Я про себя гадал, какое у этого человека может быть ко мне дело, и, обернувшись, смотрел на него, пока он не приблизился ко мне на расстояние шага. За время своего долгого жительства на байю я знал в лицо каждого плантатора, даже живущего на расстоянии многих миль. Но этот человек был мне совершенно незнаком – я определенно никогда прежде его не встречал.
– Тебя зовут Платт, не так ли? – спросил он.
– Да, господин, – ответил я.
Указав на Нортапа, остановившегося в нескольких ро?дах позади, он спросил:
– Знаешь ли ты этого человека?
Я бросил взгляд в указанном направлении, и, когда глаза мои остановились на его лице, целый мир образов хлынул в мои мысли; множество хорошо знакомых лиц: Энни, и моих милых детей, и моего дорогого умершего отца; все сцены и знакомства моего детства и юности, все друзья иных и более счастливых дней, – все они возникали и исчезали, мелькая и проплывая передо мною, точно растворяющиеся тени в воображении, пока наконец точное воспоминание об этом человеке не вернулось ко мне. И, препоручив себя Провидению, я воскликнул так громко, как, наверно, никогда не кричал:
