— Думаю, я решил поступить в соответствии с уставом, — улыбнулся Вейренк. — Увидел, как он выходит из дому, и сказал себе: надо поехать за ним, в таких расследованиях нельзя действовать в одиночку.
— А в самом деле, почему он поехал один? Мне казалось, он человек осторожный. Правда ведь?
— Да, но он любит все делать сам, — сказал Адамберг, чтобы оправдать майора в глазах Эмери.
— Ну да, а тот, кто назначил, ему встречу, наверно, потребовал, чтобы он приехал один, — вздохнул Эмери. — Как обычно бывает в таких случаях. Ладно, встречаемся в комиссариате и договариваемся о дежурстве у дома Мортамбо. Адамберг, тебе удалось вызвать из Парижа двух твоих парней?
— Они должны приехать к двум часам.
Вейренк уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы вести машину. Адамберг следовал за ним на близком расстоянии до гостиницы Лео, где лейтенант наскоро перекусил, разогрев суп из банки, затем отправился спать. Направляясь к себе, Адамберг вдруг вспомнил, что вчера забыл насыпать голубю корм. А окно оставалось открытым.
Но Эльбо не улетел, он нашел себе пристанище в туфле Адамберга, подобно тому как кто-нибудь из его крылатых сородичей устроился бы на каминной полке, и терпеливо ждал, когда его накормят.
— Эльбо, — сказал Адамберг, взяв туфлю с голубем и поставив на подоконник, — давай поговорим серьезно. Ты вышел из первобытного состояния и катишься по наклонной плоскости цивилизации. Лапы у тебя уже здоровые, ты можешь летать. Посмотри туда. Там солнце, деревья, красавицы-голубки, там полно червячков и букашек.
Эльбо мягко заворковал, и Адамберг, истолковав это как знак согласия, вытащил его из туфли и посадил на подоконник.
— Улетай, когда захочешь, — сказал он. — Прощальную записку можешь не оставлять, я не обижусь.
XXXVI
Адамберг подумал, что надо бы принести цветы мамаше Вандермот. В десять утра он деликатно постучал в ее дверь. Сегодня среда, есть шанс встретиться с Линой: за то, что в субботу она работала допоздна, в среду ей разрешалось с утра побыть дома. Комиссар хотел допросить их обоих, Лину и Иппо, но порознь, так будет надежнее. Он застал все семейство за завтраком, они еще не успели толком одеться. Адамберг поздоровался со всеми по очереди, всматриваясь в их заспанные лица. Помятая физиономия Иппо выглядела вполне убедительно, однако в такую жару совсем не трудно сделать вид, будто ты только что проснулся. Правда, отекшие за ночь веки — это уже не симуляция. Но у Иппо глаза всегда были припухшие, и от этого его взгляд часто делался тусклым и неприятным.
Мадам Вандермот — единственная, кто был уже полностью одет, — взяла букет с искренней радостью и сразу же предложила комиссару кофе.
— Говорят, в Сернэ случилось несчастье. — Впервые после приезда Адамберг услышал, как она разговаривает — застенчивым, но внятным, звонким голосом. — Но это, по крайней мере, не связано с той ужасной историей? С Мортамбо ничего не случилось?
— Кто вам сказал? — спросил Адамберг.
— Это был Мортамбо? — не унималась она.
— Нет, не он.
— Слава богу! — облегченно вздохнула мадам Вандермот. — Потому что, если и дальше так пойдет, мне и моим деткам придется уехать отсюда.
— Перестань, мама, — бесцветным голосом произнес Мартен.
— Я знаю, что говорю, мой мальчик. Вы все закрываете на это глаза, так уж вы устроены. Но рано или поздно кто-то придет сюда, кто-то придет и убьет нас.
— Перестань, мама, — повторил Мартен. — Люди слишком нас боятся.
— Они ничего не понимают, — сказала мать, обращаясь к Адамбергу. — Не понимают, что люди во всем винят нас. Бедная моя девочка, хоть бы ты держала язык за зубами.
— Я была не вправе, — строго ответила Лина: казалось, тревога матери ее не волнует. — Ты же знаешь. Надо, чтобы у «схваченных» был шанс спастись.
— Это верно, — согласилась мадам Вандермот, садясь за стол. — Но ведь нам некуда идти. Я же должна их защитить, — снова обратилась она к Адамбергу.
