— Это Джоанна Стаффорд, — неохотно сказал, уступая его назойливости, Норфолк.
— Ах да… очень приятно, — пролепетал Риотсли. Он несколько секунд стоял передо мной и ждал продолжения, но, увидев, что я молчу, быстро откланялся и ушел.
— Побежал докладывать Кромвелю, — пробормотал Суррей.
Норфолк злобно выругался, но его слова потонули в шуме: толпа заволновалась. Все головы повернулись в сторону Темзы. Вот он, шест с плывущим флагом, который лениво развевается над стеной, огораживающей проход к Средней башне. И через минуту я увидела группу лейб-гвардейцев. Вслед за ними появились Генри Кортни и барон Монтегю. Навстречу им вышла еще одна группа людей; я догадалась, что это городские шерифы, и руководить всей церемонией будут именно они, а не надзиратели Тауэра. Слава богу, я не увижу сэра Уильяма Кингстона, одно лицо которого всегда наводило на меня ужас.
Приговоренные поднимались по дорожке, ведущей на самый верх Тауэр-Хилла, и я увидела, чего стоил им месяц пребывания в застенках. Первым шел маркиз Эксетер, он страшно исхудал. Несмотря на то что шел дождь и было холодно, ему не позволили надеть камзол. На Генри были только темные рейтузы, перепоясанные веревкой, и белая сорочка. Она насквозь промокла и прилипла к его телу. Следом за моим кузеном шагал барон Монтегю, также одетый лишь в рейтузы с рубашкой. Лицо его так осунулось, что он казался привидением, плывущим по воздуху по склону холма. Когда барон подошел ко мне ближе, я увидела, что сорочка у него порвана на груди, поросшей седыми волосами. Как страшно было видеть их обоих в таком виде.
Первым на помост взошел по ступенькам священник, за ним — два шерифа, а самым последним — палач. Я еще ни разу не видела человека, профессией которого было орудовать на эшафоте топором. Этот крупный, крепкого телосложения мужчина был одет во все черное, а голову его закрывала черная маска с узкими прорезями для глаз. Настоящее чудовище, такое разве что в ночном кошмаре может привидеться.
Теперь на эшафот поднимались приговоренные к казни.
Сотни любопытных глаз наблюдали, как Генри Кортни медленно шагает по ступеням. Когда оставалось всего три ступеньки, он остановился. Барон Монтегю довольно быстро догнал друга и похлопал его по плечу. Генри кивнул и продолжил восхождение, хотя видно было, как сильно дрожит рука его, опирающаяся на перила.
«Благодарю Тебя, Господи за то, что здесь нет Гертруды, что Ты не допустил ее видеть все это».
Кортни и Монтегю вручили палачу монеты (по обычаю они должны были заплатить этому человеку за то, что он отрубит им головы) и встали рядом на эшафоте.
Сердце мое бешено заколотилось. В голове проносились строчки молитвы. Усилием воли я попыталась успокоиться. Но разве можно успокоиться, глядя на это зрелище! При всем желании я не могла совладать с захлестывавшими меня волнами страха, боли и отчаяния.
Вот Генри Кортни, мой кузен, шагнул вперед.
— Я здесь, Генри, видишь меня? — прошептала я.
Но его безжизненный взгляд вяло скользил по толпе. Он прокашлялся и заговорил:
— Добрые христиане, я пришел сюда, чтобы умереть, по закону я приговорен к смерти. Молитесь же за нашего короля, нашего справедливого и милосердного повелителя и господина. И веруйте в Бога, которому я сейчас вручаю свою душу.
Никто и никогда в последние минуты не объявляет о своей невиновности и не изрыгает проклятия — на пороге вечности подобное просто немыслимо. Но я догадывалась, что была и еще одна причина, по которой Генри, обратившись к собравшимся с последним словом, превозносит короля. Мой бедный кузен надеялся таким образом защитить Гертруду и Эдварда.
Маркиз Эксетер опустился на колени и положил голову на плаху.
И тут, к стыду моему, глаза у меня сами собой закрылись. Вот уж не ожидала, что я окажусь такой жалкой трусихой. На лбу у меня выступили крупные капли пота.
Раздался тяжелый удар. Топор опустился на шею Генри с такой силой, что земля задрожала под ногами.
— Господи Иисусе, — прошептал граф Суррей у меня за спиной.
— Слава богу, хватило одного удара, — отозвался его отец.
Я открыла глаза. Обезглавленное тело Генри Кортни валялось рядом с окровавленной плахой. Лейб-гвардейцы оттащили его в заднюю часть эшафота и уложили в длинный ящик. Рядом с ним стоял еще один, пока пустой.
Какой-то человек из толпы поднес к краю эшафота брезентовый мешок, и в него сунули отрубленную голову. Он повернулся, бережно прижимая к груди мешок, и я узнала Чарльза, дворецкого Кортни.
Я перевела взгляд на барона Монтегю. Он держался спокойно: не плакал и не дрожал.
Один из шерифов что-то сказал барону, но тот не тронулся с места.
