ответственность, как и за дела Говардов.
— Это неправда, — вмешалась я, но, кроме Монтегю, меня никто не услышал.
— Молчите, Джоанна, в вашем случае разумнее выбрать меньшее из двух зол.
Я покачала головой:
— Еще неизвестно, что хуже.
Но моего мнения, разумеется, никто не спрашивал, и уже через минуту все было решено. Меня немедленно освободили из-под ареста. Норфолк отправился ко второму фургону, чтобы переговорить с Генри Кортни. Дадли влез на лошадь.
Он в последний раз бросил на меня полный ненависти взгляд и затрусил вперед, чтобы снова встать во главе своего отряда. Я отвернулась и посмотрела на барона Монтегю.
Мне показалось, что говорить сейчас совершенно бессмысленно: слова не могли выразить то, что я чувствовала.
Он отправляется в Тауэр, а я, как это ни странно, получила свободу. Да и кто мы друг другу? Никто. Даже не дальние родственники.
— Я буду за вас молиться, — пообещала я.
На губах барона показалась улыбка.
— Ах да, вы ведь у нас без пяти минут монахиня. Женщина, из-за которой двое мужчин сегодня готовы были перерезать друг другу глотку. Просто невероятно. — Он взял мою руку и поцеловал ее.
Люди герцога Норфолка помогли мне выбраться из фургона. Спускали меня на землю куда более осторожно, чем загружали. Вскоре вернулся и сам герцог.
— Найдите ей лошадь! — крикнул он. И подошел к своему жеребцу, не переставая отдавать команды.
— Прощайте, — прошептала я Монтегю.
Он кивнул, а потом позвал герцога Норфолка:
— На два слова, ваша светлость!
Норфолк уже собирался вскочить на лошадь, но все-таки подошел к фургону. Прежде я что-то не замечала, чтобы он кому- нибудь оказывал такое почтение, исключая епископа Гардинера и, разумеется, самого короля.
— Теперь не осталось никого, кроме вас, Говард, — сказал ему Монтегю. — Будьте готовы.
Герцог едва заметно вздрогнул (только мы с бароном могли это видеть), потом поклонился. Хлыст щелкнул по спинам лошадей, запряженных в фургон Поулов. Норфолк размахнулся. Фургон дернулся, но Норфолк ударил по нему с такой силой, что сам едва удержался на ногах.
Однако Монтегю уже отвернулся. Виден был только его гордый профиль. Мне очень хотелось надеяться, что эта его хваленая гордость, столь многими принимаемая за высокомерие, в трудную минуту сослужит барону добрую службу. Ведь больше у него ничего не осталось.
Я посмотрела на стоявшего всего в нескольких дюймах от меня Норфолка. Он казался ужасно высокого роста, но только пока не подойдешь к нему поближе. Лицо его было перекошено гримасой.
Заметив, что я его разглядываю, герцог сердито сверкнул глазами:
— Поехали!
— Куда?
Подошел один из людей Норфолка. Лицо его украшала огромная рыжая борода.
— Ваша светлость, тут пришел какой-то человек, он…
— Послушай, Ричард, ты когда-нибудь научишься решать проблемы сам? — раздраженно перебил его герцог. В голосе Норфолка чувствовалась злость, смешанная с крайней усталостью. Последние слова барона Монтегю, равно как и страшная участь, постигшая представителей нескольких наиболее знатных людей королевства, похоже, потрясли его.
— Это касается вот ее! — Ричард протянул руку в мою сторону.
«Ага, — догадалась я, — это наверняка Джеффри. И точно, вон он стоит, освещенный факелом, за спинами выстроившихся в шеренгу людей в черных с золотом ливреях».
Джеффри низко поклонился герцогу и заговорил уверенным и вместе с тем почтительным голосом:
— Ваша светлость, касательно дела госпожи Джоанны Стаффорд, я…
— Стойте! — Норфолк поднял руку. — Кажется, я вас знаю.
Сердце мое сжалось. Как мог герцог узнать Джеффри, если прошло уже больше года с тех пор, как он допрашивал его, да и допрос длился от силы час?! Пока Норфолк пытался вспомнить, где он мог видеть Сковилла, мы с ним ждали, не осмеливаясь даже
