тип. Простите, что я наговорил вам всякого про вашего мужа, хотя это правда, и вы это знаете… Может, мы возобновим мое лечение через две-три недели, в зависимости от нашего состояния. Но следующий сеанс я буду рад пропустить. Нам обоим нужно собраться с мыслями и решить, чего мы хотим, к тому же сейчас я очень занят. Но я приду к вам снова. Вы снова меня увидите. Спасибо за то, что посмотрели со мной футбол. Я прекрасно провел время. Не потеряйте свои очки от солнца. Это был Игрек».
По опыту я знала, что пациент, временно прерывающий лечение, очень редко возвращается к тому же психоаналитику, а зачастую и полностью отказывается от лечения. Не в последний ли раз я слышу голос Игрека, думала я. Прослушав запись еще раз, я решила, что это действительно конец нашему общению. Он говорил как человек, который точно знает, что опоздает на обед, но не решается сказать об этом прямо. Я испытала облегчение, но вместе с тем и грусть. Мне было стыдно признаться, что Игрек был прав хотя бы в одном: как только он исчез из моей жизни, я стала обычным человеком.
Было десять вечера. Я сидела в халате на диване и смотрела телевизор. Канал Е! Network транслировал выступление политологов, считающих, что теракты 11 сентября были спланированы правительством США. Джон у себя в кабинете разговаривал по скайпу с каким-то австралийским писателем, который интересовался его мнением о долговременных последствиях доктрины Монро. Через закрытую дверь слышался низкий баритон Джона и слегка искаженный голос австралийца. Передача была скучной, и я задремала. Все было как обычно… до тех пор, пока подо мной не шевельнулось сиденье дивана.
Я сидела в одном его конце, опираясь на мягкий подлокотник. Этот диван из очень дорогих — не раскладной, с бархатистой обивкой из микрофибры и сиденьем из трех широких и мягких подушек, идеальное место для отдыха. Как и говорилось в рекламе, вас буквально обволакивают его уютные объятия. Но внезапно и почти неощутимо центр тяжести дивана переместился. Будто место, где я сидела, слегка приподнялось, как бывает, когда что-то тяжелое опускается на другой край дивана. Я посмотрела на дальнюю подушку, пытаясь определить, не прогнулась ли она под тяжестью невидимого человека? Я не могла сказать наверняка, но такой была моя первая мысль. Мне не приходилось сидеть на одном диване с невидимым человеком, так что я не знала, как это выглядит. Я попыталась вспомнить свои ощущения, когда сидела с Игреком в баре на виниловом диванчике, но это не помогло. Тогда я схватила маленькую подушку и швырнула ее в дальний конец дивана. Она мягко упала на подлокотник, будто ей ничто не помешало.
Так вот как начинается сумасшествие?!
Я никак не могла воссоздать свое чувственное восприятие одиночества, мне и в голову не приходило как-то осознавать его — до этого момента.
Я испугалась и хотела позвать Джона, но через дверь все еще слышался его голос («Политика невмешательства, проводимая Западом, сегодня представляется реакционной…»). Он разозлится, если я прерву его интервью, тем более что все это могло мне просто показаться. Поэтому я встала и начала расхаживать по гостиной, стараясь вспомнить ощущение атмосферы одиночества. Я проверила двери и окна, даже вслух окликнула возможного посетителя, но так, чтобы не услышал Джон. Около одиннадцати я сварила себе кофе и посмотрела два эпизода телешоу «Проект подиум», за которыми прошли две серии черно-белого фильма «Сумеречная зона». Больше ничего странного не было. У меня так и не появилось доказательств, что в комнате побывал кто-то чужой.
Это просто нервы, сказала бы я кому-то другому. Но если последние полгода вы провели в общении с весьма необычным человеком, легко поверить, что он прячется у вас под кроватью. Возможно, мой страх был смешным и неоправданным, но не настолько, как мне хотелось бы думать. А скорее всего, для него были причины.
— Он опять был здесь, — сказал Джон, когда я вернулась с работы. Я едва не спросила кто, но тотчас поняла, о ком он говорит.
— Этот человек-невидимка, — пояснил Джон. — Твой невидимый приятель.
— Никакой он не невидимка, — возразила я. — Человек не может стать невидимым.
— Нечего морочить мне голову научными объяснениями! — возмутился он. — Я могу его увидеть или нет? Вот именно, не могу. И ты тоже. Правильно? Значит, он невидимка и продолжает незаметно проникать к нам домой. С этим нужно что-то делать. Это же преступление, он обыкновенный преступник.
Я не рассказывала Джону о том, что, как мне казалось, произошло на днях, а теперь и вовсе был явно неподходящий момент. Но я тоже встревожилась. Кто его знает, действительно ли он побывал у нас, но я не хотела, чтобы это продолжалось. Я решила рассуждать как жертва преступления и попросила Джона объяснить, что случилось.
— Да я наткнулся на него! — сказал он. — В самом буквальном смысле. Я был в гостиной, направился к лестнице и вдруг вспомнил, что забыл очки на чайном столике, поэтому резко повернулся и двинулся назад. Видимо, слишком неожиданно. Я налетел прямо на него. Я абсолютно в этом уверен. Что я, не знаю, каково это — столкнуться с другим человеком? Это же не стул и не стол!
