один год… А я, что б ты обо мне ни думал, не хочу тебе никакого зла.
– Тогда помоги избыть то, что сотворили другие. Помоги избавиться от заклятия Борозды, – Лемех приподнялся, взгляд его прожигал. – Помоги вернуть моих парней!
– А что мне с того? – бледно усмехнулся Полночь. – Ты за них в Стражу вступишь?
На скулах хуторянина вздулись желваки, пальцы сжались.
– Нет. Верни мне сынов, покажи эту самую «стражу» в деле – тогда, может, и других уговорю. И сам в стороне не останусь.
– Я уже показал, – вздохнул эльф.
– Чёрную дыруто? Показал, ага, только там даже и самих эльфов не было. Не говоря уж о моих сыновьях.
По лицу Полночи прошла тень. Тень сгущалась, в глазах появилась почти человеческая боль.
– Хорошо, – наконец решился он. – Только надо чутьчуть подождать, решаю уже не я, Великий Дом и Совет.
– Великий Дом? Совет?
– Великий Дом – наши правители. Принцы и принцессы Зачарованного Леса. Но, кроме них, у нас есть и совет старейшин, потому что слово мудрого или искусного в том или ином деле зачастую ценнее слова высокорождённых. Великий Дом ничего не делает за спиной Совета. Так мы можем быть уверены, что нам не грозит тирания, столь обычная для человеческих владений.
– Всёто у вас, эльфов, не как у людей, – покачал головой Лемех. – И сколько ждать прикажешь?
– Возвращайся домой, – торопливо сказал Полночь. – Ни Великий Дом, ни Совет не решают так скоро. Седьмица… десять дней…
Лемех молча стоял, усмехаясь, и тяжело глядел на эльфа.
– Хорошо, хорошо! – сдался тот. – Постараюсь всё устроить за этот вечер. Оставайся здесь. До утра. О лошадях позаботятся.
– И впрямь, всёто у них не как у людей, старушка, – Лемех сидел на пороге висячего дома Полночи, свесив ноги. Найда улеглась рядом, положив голову ему на колени, – дома, на хуторе, такое удавалось не часто, и сейчас она жмурилась от удовольствия – хозяин чесал её за ухом.
– И врут всё время, – вздохнул хуторянин.
«Гриня с Аришей живы. Я знаю».
– Ты знаешь?!
«Точно знаю, хозяин. Живы».
– Уже хлеб, – пробормотал Лемех. – Но найти не сможешь?
«Нет, хозяин. Следа нет. Только знаю, что живы».
– Тогда подождём, – он погладил самострел. – Дадим им последний шанс, прежде чем здесь узнают, что такое «Весельчаки Арпаго».
«Да, хозяин», – немедля согласилась Найда.
Они ждали, человек и его собака, верные друг другу до самой смерти. Они ждали, а солнце медленно опускалось за край Зачарованного Леса, и – почемуто не сомневался Лемех – Ниггурул оживал. Сильнее волновалась поверхность, качались чёрные обсидиановые клыки, торчащие над землёй, и с ними сплетались, словно в рукопашной, зелёные, несмотря ни на что, живые деревья, нацеливая ветвикопья в чёрную плоть Ниггурула.
Что он такое? Откуда взялся? Кто привёл эльфов, кто окружил чёрный шрам Зачарованным Лесом, кто обрёк его обитателей на вечную войну? И почему они не могут одержать в ней победу?
И отчего они так боятся огласки? Да если б они и впрямь наняли б Вольные роты, позвать магов из того же Ордоса – хоть и далеко, а дойти можно, путидороги ведомы, дни считаны – отправить послов с богатыми дарами в Княжгород, привести оттуда дружины, то разве им откажут в помощи?
Или это просто гордость? Гордыня, как сказали бы святые отцы. Мол, мы и только мы поставлены хранить, сдерживать эту неведомую напасть, и попросить помощи – расписаться в собственном бессилии? Может, эльфы и впрямь скорее перемрут все до единого, чем признаются в слабости.
Всё ниже и ниже солнце. Зачарованный Лес полнится тенями, внизу, по сторонам, вверху – вспыхивают огоньки. Эльфийская магия – бесполезно, зато красиво.
А за рядами исполинских деревьев, тоже любимых всеми без исключения эльфами – и нарнийцами, и из Вечного леса, – прятался чёрный Ниггурул, и Лемех словно наяву чувствовал его растущую силу. Она прибывала с луной, c ночным мраком – обычное дело, «зло тьму любит», как растолковывали колдуны, коим случалось ходить с «Весельчаками». Иные из чародеев любили порассуждать у отрядного костра о пороке и добродетели, но от подобных речей Лемеха всегда клонило в сон.
