Нелегко сидя достать из брючного кармана револьвер тридцать восьмого калибра, но Клег справился. Нелегко стрелять с левой руки вправо, когда мешает рулевое колесо, но у него и это получилось. В тесном салоне выстрел прогремел не слабее пушечного, но свинец, нацеленный в голову, пробил боковое окно.
А вот это уже не по плану. Для таких случаев существует запасной план, и он очень прост: надо сматываться. Клег одновременно попытался завести двигатель и захлопнуть дверцу со стороны пассажира; ни то ни другое не получилось. Раздался чей-то крик, ожил мотор, и Клег ударил по газам. Завизжали покрышки, машина рванулась вперед.
Опоздал! Впереди возникла полицейская машина, он врезался ей в борт.
В руке все еще был револьвер, и Клег открыл огонь по двум полицейским, которые выбирались из автомобиля.
Он успел выстрелить один-единственный раз. А потом дылда в широченном стетсоне очутился снаружи, по ту сторону полицейской машины. Его револьвер плавно поднялся, и пуля вошла Клегу точно в лоб.
Мексиканец лежал на земле и, пока ему бинтовали плечо, по-испански что-то торопливо объяснял патрульному Пересу. С Томми Сэндерсом на руках приблизился патрульный Эббот. Ребенок уже не плакал, а сосал палец.
– Да, это тот самый мальчик, – сказал Эббот. – Подходит под описание, которое по радио передавали. А водителю крышка. Этот-то как?
– Дырка в плече, но высоко, ничего важного не задето.
– И что говорит? Почему в него стреляли?
Патрульный Перес быстро пожал плечами, как может пожать только латиноамериканец:
– Не понимает, думает, парень спятил. Говорит, сел на попутку по эту сторону Рио-Гранде и отлично прокатился, пока водитель не вздумал его пристрелить.
– Ну не бред, а? – удивился Эббот. – Киднеппер хоть успел ему что-нибудь сказать?
– Если и сказал, наш дурачок ничего не понял. Это же «мокрая спина», только что из-за речки. По-английски ни бум-бум. Говорит, в Тамаулипасе кому-то заплатил десять песо и его научили говорить: «Сеньор, вы бы не могли меня подвезти?» – а еще: «Да, сэр». Это чтобы поймать попутку и смыться подальше от границы, пока не застукали.
Лежащий на земле разразился потоком слов. Перес выслушал, сочувственно кивая, и повернулся к Эбботу:
– В общем, ему совершенно невдомек, что произошло и почему его ранили, и хочет он только одного: вернуться в Морелос. С него хватит этих полоумных гринго. Водитель сначала был такой дружелюбный, музыку дал послушать, даже остановился и купил себе и пассажиру поесть. Парня распирало от благодарности, и, когда ребенок расплакался, он захотел помочь. У него за поясом пучок отличного сахарного тростника, и он решил дать штучку мальцу. Полез за пазуху, и тут водитель сделал в нем дырку.
Патрульный Эббот задумчиво почесал в затылке и наконец водрузил на голову широченную шляпу:
– Короче, это просто хрень какая-то. Да и черт с ним. Преступник мертв, и нет никакого смысла теперь гадать, почему он повел себя как последний кретин.
Убийство издателя комиксов
Умирая, Оливер Редмонд навалился грудью на стол, уткнулся лицом в большую бухгалтерскую книгу. Раны на горле не было видно, зато бросалась в глаза кровь. Она была везде: собиралась в лужу на бухгалтерской книге, стекала с нее на бювар, с бювара по торцам выдвижных ящиков на ковер. Стопки комиксов на столе тоже пропитались кровью.
Джонни Сэксон почесал перепачканными в туши пальцами не бритый два дня подбородок и дал картине высокую оценку.
– Какой великолепный конец для старины Олли, – сказал он. – О лучшем он даже мечтать не мог. Сплошная кровища – в точности как на обложках его паршивых комиксов.
Гай Дюма с отвращением взглянул на художника и поправил и без того безупречный узел галстука.
– Сэксон, тебе напомнить, кто рисует всю эту гадость? – Опять устремив взор на труп издателя, он задумчиво добавил: – И кто бы мог подумать, что в старике столько крови.
Джонни скривился:
– Дюма, все твои хохмочки краденые, и эта тоже; хоть бы цитировал правильно. Ты даже фамилию спер у кого-то, скажешь, нет? Кем ты был, пока не стал Дюма?
– Жалкий ты маляр! – вспылил Дюма. – Умел бы рисовать что-нибудь посложнее речевого пузыря, не пахал бы на этого…
Тихий голос лейтенанта Иэна Джонса заставил обоих умолкнуть:
– Джентльмены, прошу вас прекратить этот разговор. Выйдите в приемную и посидите в обществе сержанта, а я, когда буду готов, побеседую с вами.
Сыщик говорил спокойно и вежливо, но тон был непререкаем. Как только ворчащие сотрудники издательства вышли, лейтенант
