уселся в мягкое кресло.
Ему досталось весьма любопытное дело. Имеется труп, еще не остывший, и двое подозреваемых, один из которых наверняка убийца.
В уме детектив выстраивал в цепочку уже известные ему события. Оливер Редмонд, ныне покойный, заработался допоздна, и у себя в кабинете он был один. И Сэксону, и Дюма, художнику и писателю, выполнявшим основную работу по производству комиксов, он задолжал деньги, и оба очень хотели их получить.
Согласно ночному журналу посещений эти двое прибыли в издательство с разницей в десять минут. Наверху каждый провел очень немного времени, после чего позвонил вниз и попросил сторожа прислать лифт. До крайности взволнованные, они вместе спустились в вестибюль и там по телефону сообщили об убийстве в полицию. Лейтенант приехал на вызов и обнаружил мертвого Редмонда. Ему перерезали горло ржавым, но острым штыком, взятым в его же кабинете, из выставочной витрины с оружием. Окровавленный штык лежал на столе, правда убийца стер с него все отпечатки пальцев.
Глаза Иэна Джонса снова обшарили кабинет, ноздри крупного валлийского носа азартно раздулись. Этот нос никогда не дышал свежайшим воздухом родного Уэльса, зато он вдосталь нанюхался нью-йоркского смрада и чада. И это многолетнее вдыхание миазмов адской кухни научило детектива моментально улавливать запах криминала. Как, например, сейчас.
Из приемной пришел патрульный Аронсон, деликатно кашлянул:
– Лейтенант, я вызвал секретаршу нашего покойника, она была дома. Ни в какую не соглашалась приехать, пока я не объяснил, что случилось. Тут она в крик – но теперь малость успокоилась и пообещала немедленно явиться.
Джонс кивнул:
– Присядьте, Аронсон, в ногах правды нет.
Полисмен подчинился, не пряча облегченного вздоха.
– Вы обратили внимание, – заговорил детектив, – как великолепно подходит это место для преступления? Стены увешаны кошмарными картинками – тут все виды душегубства и прочего насилия. В незапертой витрине целый музей орудий убийства, и то, что они явно приобретены в лавках старьевщиков, не делает их безвредными, кроме пистолетов, которые заклепаны. А подозреваемые! Люди, стряпающие эти убогие журнальчики, каждый день соприкасаются со злодеяниями, они изучили все секреты криминального мира. Не позволим же видимой простоте дела обмануть нас! Похоже, нам придется копнуть как следует, прежде чем мы сможем схватить убийцу за руку и вывести на чистую воду.
Патрульный Аронсон на это ничего не ответил, да от него и не ждали комментариев. Когда лейтенант Джонс пускался в профессиональные рассуждения, он нуждался не в собеседниках, а в чуткой, но молчаливой аудитории. Поэтому Аронсон лишь покивал и наклонился помассировать усталую лодыжку.
– В кабинете уйма «пальцев», но это в порядке вещей. Отпечатков нет только на штыке и на ручке витрины. В общем, дело ясное – и одновременно темное как смертный грех.
Снова дрогнули широкие ноздри, будто пытаясь вынюхать из напоенного грехом воздуха имя убийцы.
На седьмом этаже царила тишина, только шумы ночного транспорта понемногу проникали через закрытые окна. Вот заработал лифт – все явственно услышали гул мотора и шипение вытесняемого из шахты воздуха. Отворились двери, зацокали по коридору каблуки женских туфель. Иэн Джонс встал и потянулся всем своим длинным телом:
– Это, похоже, секретарь, как бишь ее… Эльза Мондилани. Давайте встретим женщину снаружи, не надо ей на такое смотреть.
И вот все собрались в приемной. Всхлипывающая Эльза, с красными глазами и мокрым от слез платочком; Дюма и Сэксон, мечущие друг в друга злобные взгляды. Хмурый сержант Демпси, со сложенными на груди руками, прислонился к дверному косяку, отрезая путь в коридор.
– Сержант, не сочтите за труд, позовите сторожа, – попросил Джонс. – Как только он придет, мы сможем приступить к расследованию.
За полицейским закрылась дверь, и Эльза посмотрела на лейтенанта:
– А вы… уверены, что он мертв? Господи, какой ужас… – Она снова заплакала.
Джонс подумал о перерезанном горле, о кровавых натеках и заверил секретаршу, что Оливер Редмонд действительно мертв. Всхлипывания зазвучали громче.
Дюма и Сэксон прекратили скалиться друг на друга и мрачно уставились на девушку.
– Эльза, да будет вам, – сказал Сэксон. – Никто не поверит, что вы и впрямь горюете по толстопузому жмоту. Свет не видывал худшей гниды и уж точно ничего не потерял с ее смертью.
