Поняв, что она разоблачена, появилась моя гостья. Пока мой брат пытался тяжело и манерно подняться на ноги, я невнятно представил их друг другу. Брови Майкрофта немного поднялись.
— Мадам, я наслышан о вас, — вежливо произнес он.
Скорее всего, так и было. Леди Хильда Трелони Хоуп, младшая дочь герцога Белминстера, по словам Ватсона — одна из красивейших женщин Лондона. И весьма изобретательная. И еще более неосмотрительная. Я встречался с ней дважды до этого. Первый раз — в то утро, когда Эдуард Лукас был найден зарезанным мадам Фурнэ, своей ревнивой женой-креолкой. Через три дня я встретился с ней во второй раз, как раз перед тем, как вернул украденный документ (и догадайтесь, кто его украл!) достопочтенному Трелони Хоупу, мужу леди Хильды и английскому министру по европейским делам.
Наша третья встреча, начавшаяся незадолго до того, как мой брат неожиданно ее прервал, достойна внимания так же, как и предыдущие.
В конце концов, все продолжали считать меня мертвым.
Если вы читали ватсоновскую версию этого дела, то вам уже известно, что моему преданному Босуэллу[28] пришлось утаить некоторые детали этой истории, а я собираюсь их обнародовать. Как я уже сказал, просто невозможно прикрыть такую грязь. Майкрофт сделал для этого все от него зависящее, но через несколько лет Лондон снова наполнился слухами. Ватсону дважды потребовалась его изворотливость, прежде чем «Стренд» наконец опубликовал сжатую версию этого дела под остроумно завуалированным названием «Второе пятно». Я упоминаю об этом для тех недалеких лиц, кто склонен считать моего друга старым глупым подтасовщиком. Ватсон вовсе не такой. Он так хорошо замел следы, что, прежде чем я начну объяснять, что же произошло на самом деле, мне придется сначала избавиться от домыслов Ватсона.
Все началось в 1886 году, когда британское правительство наняло меня, чтобы найти украденное письмо чрезвычайной важности. Это привело меня к раскрытию вышеупомянутой насильственной смерти Эдуарда Лукаса, международного шпиона, который хотел продать украденный документ. Во время расследования убийства инспектор Лестрейд из Скотланд-Ярда употребил словосочетание «второе пятно», которое сразу же подхватила пресса. Руководствуясь своей интуицией, некоторые проницательные журналисты начали расспрашивать меня и Ватсона. Обычно мы приветствовали такого рода огласку, но в Уайтхолле не допускали даже намеков на истинную причину моего участия в этом деле. Майкрофт предупредил, что мы должны держаться, что мы и делали, пока из вчерашних новостей не узнали о новом международном скандале, разгораюшемся в связи с этим делом.
Все должно было уже закончиться. Но через шесть лет, а за это время мир поверил, что я мертв, события, последствия которых мне удавалось до настоящего времени сдерживать, дали толчок новым слухам об убийстве Лукаса.
Чтобы пресечь распространение этих слухов, мой брат придумал одно ухищрение, с которым я, считавшийся умершим, вынужден был согласиться. По просьбе Майкрофта Ватсон, который больше не жил в доме 221-Б и который все еще верил в мою смерть, сочинил рассказ «Желтое лицо», фантастическое приключение, единственной целью которого было доказать, что в полудюжине случаев — включая «дело о втором пятне» — мои дедуктивные методы не срабатывали.
Но запятнавшей мою карьеру публикации в «Стренде» за февраль 1893 года так и не удалось погасить эту шумиху. Слухи не только возобновились, руководители газет (сейчас вы называете их редакторами) начали проявлять опасное любопытство. Майкрофт снова подговорил Ватсона; на этот раз мой летописец вставил противоречивую, на первый взгляд, ремарку в «Морской договор», который был напечатан в «Стренде» в ноябре того же года:
«„Второе пятно“ затрагивает интересы королевства и многих первых лиц, так что его еще несколько лет нельзя предавать широкой огласке. Однако еще ни в одном деле из всех, какими когда-либо занимался Холмс, так отчетливо не проявились его удивительные аналитические способности, и ни одно дело не производило такого глубокого впечатления на тех, с кем он тесно сотрудничал. Я почти дословно помню интервью, в нем он излагал правдивые факты этого дела, которыми занимались М. Дюбюк из парижской полиции и Фриц фон Вальдбаум, известный специалист из Гданьска, которые до этого потратили много сил на версии, оказавшиеся впоследствии ложными. До наступления нового столетия эта история не может быть рассказана в целях безопасности…»
В этом заявлении в основном все верно. Конечно, интересы страны требуют соблюдения секретности. «Интересы „многих первых лиц“» — это было преувеличением, призванным рассеять подозрения, потому что в деле фигурировали только две знатные фамилии.[29] Тем не менее покрывательство все же имело место.
То, как Ватсон охарактеризовал мои аналитические методы, — это, конечно же, вздор. Это дело не было закончено до 1892 года, когда Ватсон поверил в мою смерть. На самом деле Майкрофт заслуживает большей похвалы за решение этого дела, чем я.
Что касается той дословной передачи интервью о Дюбюке и фон Вальдбауме, читатели могут вполне логично предположить, что
