— Ну конечно! А если хочешь откровенно, я считаю, что если ты его законопатишь здесь, он все одно сбежит, но еще и сильно на тебя обидится, очень сильно. Может, даже и не простит никогда.
Дешан смотрела на свою решительную горячую подругу, вытирала небольшим платочком слезы и молчала.
— Решайся! — Гонзалес повернулась и вышла из стационара.
Катрин вытерла слезы и сделала несколько глубоких вдохов:
— Инэсса, пожалуйста, пробуждение Прыгунову и соедини меня с профессором.
— По конфиденциальной связи, Катрин?
— Нет, думаю, что это не нужно…
Через полчаса довольный Вовка, вылезший с помощью дроидов из медицинского саркофага, стоял перед Катрин. Врач, хмурясь, чтобы спрятать улыбку, делала вид, что придирчиво рассматривает результаты анализов и исследований на мониторе.
— Даже и не знаю… — протянула она.
Вовка завращал глазами и начал теребить мочку уха.
— Даже и не знаю, может, отпустив тебя, я совершу врачебную ошибку.
— Катрин, ну какую такую ошибку, о чем ты? Я себя прекрасно чувствую! Пожалуйста!..
— Ну ладно, ладно, иди уж…
Ни слова не говоря, Вовка подскочил к Катрин, поцеловал ее в щеку и был таков. Опешивший и смущенный доктор не обратила внимания, что ее пациент даже не прикоснулся к двери: та распахнулась перед ним и закрылась, после того как он исчез в затемненном коридоре, сама.
Пройдя несколько десятков метров, бортинженер вдруг остановился, прислонился к стене и надолго задумался. С лица его медленно сползла благодушная улыбка, а глаза потеряли всякое выражение, будто повернулись внутрь.
Профессор Моран снял резиновые перчатки, маску и бросил их в утилизатор. Скинув халат, он вместе с другими покинул операционную. Над распростертым на столе палеокосмонавтом закружились дроиды.
— Виби, на станции ведь есть холодильные камеры? — тягуче и широко шагая из-за слабой гравитации, спросил профессор.
— Да, есть. Но зачем? — посмотрел на Морана андроид.
— Как зачем? Тело нет больше необходимости подвергать глубокой криогенной заморозке, достаточно просто поддерживать его в режиме консервации.
— Профессор, я не человек, я — андроид, но андроид, который имеет представление о человеческой этике. Вы что, хотите использовать тело палеокосмонавта для исследований?
— Ну да!
— Не думаю, что это правильное решение, профессор, — немного помолчав, промолвил Виби.
— Прошу меня извинить, профессор, но я согласен с моими коллегами. Более того, я считаю, что палеокосмонавт заслужил того, чтобы его похоронить… по-человечески и, наверное, с почестями. Мы не знаем, что выпало на его долю, но, думаю, он один из тех, кто сражался с Паутиной. Не случайно кобура на его левом бедре пуста — оружие в момент гибели он держал в руках и вел бой, — неожиданно заявил Айво Блумберг.
— Но позвольте, это же такой шанс для науки!.. — искренне удивился Моран. — Никто и не умаляет достоинств этого… м-м-м… человека, но он сам, наверное, не отказался бы принести еще большую пользу… э-э-э… союзникам.
— Вот если бы он сам нам это сказал, то — да. А так — нет! — твердо, с нажимом, произнес Айво.
— Его звали Лэнголан Торренс, высший магистр метрики цивилизации Торонт. Или просто Лэн…
Вся процессия резко затормозила и уставилась на выросшего посреди коридора Прыгунова. Шедший последним Герберт налетел на Блумберга. Тот, кто стоял перед ними, не был похож на обычного Вовку. Куда только подевались его мальчишество, задор и бесшабашность? Он будто сразу повзрослел лет на пять-семь.
— Ты о палеокосмонавте, Володя? — тихо спросил Айво.
— Да. Это он вступил со мной в контакт перед самой смертью, из-за чего я и потерял сознание. И у меня есть исключительно важное сообщение, которое я хотел бы сделать в присутствии всех членов экипажа «Пеликана» и… всех, находящихся на станции Харон. Михал Васильич, — обратился Вовка к невидимому Сомову.
— Я все слышал, Володя. Приглашаю всех свободных от вахты собраться в центральном зале станции через десять минут. Остальные смогут присутствовать на собрании в режиме видеоконференции. Инэсса, обеспечь связь с КОНОКОМом. Время пошло.
Вовка повернулся и, не торопясь, направился в сторону центрального зала станции, бормоча себе под нос:
