скакать в Старую Куку, где, как он знал, по каким-то делам работала милицейская группа.
Сам же подался на станцию, но местного милиционера не нашел. Сообщив о случившемся дежурному по станции, взялся телефонировать комиссару лесной дачи, отправил в центральное правление потребобщества телеграмму, потом побежал обратно, известил командира партизанского отряда, в Дровянной пока не расформированного.
После всей этой беготни, на которую ушло часа полтора, Мышкин вернулся к магазину, походил вокруг, рассматривая следы взлома и сокрушенно тряся головой, потом, с кряхтеньем усевшись на приступке магазинного крыльца, вытер вспотевший лоб, свернул самокрутку.
Вскоре подошли несколько партизан со своим командиром и милиционер со станции. Мышкин показал следы взлома. Пришел из дома сторож с перевязанной головой — Мышкин его отпускал попить чаю. Послушали его короткий рассказ и догадки. Потом Мышкин снова и снова сообщал о происшествии и показывал через выставленное окно пустую комнату собирающимся у магазина жителям.
Через пару часов из Куки прибыли старший агент Опанаскин и еще два милиционера уездной милиции. Выслушав доклад милиционера со станции, пояснения Мышкина и мучающегося головой сторожа, Опанаскин сел на завалинку, погладил приставленное к ней стекло, повертел в руках старый ножик и пилку, брошенные налетчиками за ненадобностью, а потом пристально изучил, поставив на угол и поворачивая то так, то этак, оторванную от рамы форточку. Стоявшие поодаль любопытствующие жители смотрели на Опанаскина с немой почтительностью.
— Ну чо там, Прохор? — повелительно крикнул, задрав голову Опанаскин. Из оконного провала выглянул забравшийся в конторское помещение милиционер.
— Пусто! Тока вот, берданка валялась…
— Тама их две было, — обеспокоенно выговорил завмаг Мышкин, беспрестанно утирая вспотевший лоб.
— Та-а-а-к… — протянул Опанаскин.
Раздвигая густеющую толпу зевак, подошел второй милиционер, волоча за ствол еще одну винтовку.
— Обнаружена, товарищ Опанаскин, около сторожки, в бурьяне!
— А ну-ка, пошарьте с Прохором и вот этим гражданином, — Опанаскин ткнул в завмага, — по округе. Ежели, как он глаголит, ящик тяжелый был, то далеко утащить не могли… Погодь, — остановил он Мышкина. — Контору открой. И где кассир?
— Туточки, гражданин начальник. — От любопытных отделился невысокий, тщедушного вида мужичок в перелицованном из военной шинели пальто, сдернул с плешивой головы потертый заячий треух. — Гаранин, Ефим Григорьевич, кассир арендного участка…
— Ага, — Опанаскин поднялся и пошел к крыльцу. Гаранин засеменил следом.
Пока шел осмотр помещений магазина и конторы, а с кассира снимался допрос, шустро включившиеся в поиски мальчишки, облазив все вокруг, звонкими голосами и свистом сообщили о находке в дровяном сарае.
Опанаскин степенно прошел к сараю, увидел раскрытый и пустой денежный ящик. На крышке не было ни царапины, замок исправно щелкал от ключа, который достал из кармана кассир Гаранин.
— А сколь, гражданин Гаранин, всего ключей имеется? — пристально глядя на него, с расстановкой спросил Опанаскин.
— Так… это… ключа всего два. У заведывающего и у меня…
— Гражданин Мышкин, представьте второй ключ.
— Дома у меня он хранится, буквально один момент! — Мышкин тяжело побежал домой, следом пошел один из милиционеров.
Пустой ящик был доставлен обратно в контору. Вернулся и завмаг со вторым ключом, которым Опанаскин тоже открыл замок, а когда попытался его закрыть, то ключ в замке застрял.
— Яс-сненько-о… — протяжно выговорил Опанаскин.
— А вот еще, гражданин начальник, я тут вспомнил! — появился на пороге конторы сторож Подтягин. — Один из налетчиков, кады оне меня вязали, кому-то крикнул: «Давай скорее, Ефим!»…
— Как, как? Ефим, говоришь? Па-а-нятно! — тряхнул головой Опанаскин и объявил собравшимся у конторы, что по подозрению в совершении хищения значительных денежных средств арестовывает кассира Гаранина, завмага Мышкина и сторожа Подтягина.
Их заперли в кладовке.
Опанаскин отправил одного из милиционеров на станцию для телеграфного сообщения, с другим продолжил снятие допросов с арестованных.
На следующий день, в понедельник 31 октября, допросы продолжились. Но подозреваемые не сказали ничего нового. Опанаскин злился и грозил несусветными карами.