— Я осторожен. Это ты… — Шестилап насмешливо фыркнул. — Вон поглядывай лучше по сторонам. Думаю, скоро мы нарвемся на сюрприз.
А вот это уже стоило принять во внимание.
— Думаешь или знаешь?
— Пока еще думаю, но уже несколько уверенно.
— Понятно, — сказал Ларион и слегка ударил пятками по бокам шестиногого товарища. — А теперь шевели лапами. И давай не очень торопиться. Там, где убивают торговцев, нужна двойная осторожность.
Тут с ним спорить было трудно. И Шестилап это понимал. Поэтому, не говоря более ни слова, побежал по дороге. Делал он это ни шатко ни валко и почти бесшумно.
Ларион был уверен, что последнее сейчас совершенно нелишне. Предыдущие три дня прошли совсем без происшествий и он слегка расслабился. А сейчас, похоже, пора вновь привыкать держать ушки на макушке. Того и гляди кто-нибудь из кустов пальнет.
Дорога свернула. Теперь она поднималась в гору, стала уже. На обочинах громоздились кучи мусора, за которыми можно было спрятать не только несколько стрелков, но даже танк. Если умеючи к этому подойти, кончено.
Прикинув это, Федоров тяжело вздохнул, но перед подъемом вытащил из-под куртки обрез, перехватил так, чтобы его было видно. Серьезных людей им отпугнуть не удастся, но разная там мелочь при виде оружия могла и струхнуть.
Кроме обреза у него был еще хороший восточный нож с широким лезвием и ухватистой рукояткой. Некогда в Ташкенте, на базаре, прямо при нем его сковал местный кузнец. Нож был в кожаных ножнах. Ларион подвязал их чуть выше запястья левой руки, благо рукава куртки были такие широкие, что при нужде нащупать рукоятку и выхватить кинжал не составляло труда.
— Боишься? — спросил Шестилап.
— Еще как, — ответил Федоров.
— И правильно делаешь, между прочим. Я тоже боюсь. Не к добру это.
— Разумный ты наш…
Подъем давался Шестилапу легко. Он даже не сбавил темп, свободно работал лапами, только, кажется, дышать стал чаще.
Или это Федорову только показалось? Как бы то ни было, проверять свою догадку он не собирался — не хотел тратить на это время. Вот по сторонам поглядывать следовало. Если где и делать засаду, то здесь.
Подъем был пройден более чем наполовину, когда Шестилап выдохнул:
— Слева!
Мгновением позже Ларион углядел, как за ближайшей горой мусора мелькнула старая, с обвисшими краями шляпа.
— Туда! — приказал он.
Шестилап прыгнул так, как это делают кошки. Он перемахнул мусорную кучу грациозно и легко, приземлился за ней бесшумно, словно призрак. Прятавшийся в укрытии бандит вскинул было длинноствольный охотничий карабин, но тут же его и выронил, ибо «скакун» Лариона от души цапнул его за руку до крови. Бандит заверещал тонко и жалобно.
— Никогда не пытайся сделать другим больно, — назидательным тоном произнес Шестилап. — Можешь нарваться и больно будет тебе. Очень больно.
— Пригляди за ним, — сказал ему Ларион, соскакивая с седла.
— А ты куда?
— Поблизости должен быть второй, — объяснил Федоров.
Впрочем, догадаться, где находится другой преступник, не составляло труда. Конечно, на другой стороне дороги и чуть выше. Классический вариант засады, при котором неосторожный путник оказывался меж двух огней. Каждый из стрелков мог легко всадить в него пулю, если он надумает удирать в его сторону.
Слега пригнувшись, Федоров метнулся к соседней куче мусора, спрятался за ней. И вовремя, между прочим. Грохнул выстрел и там, где он пробегал, просвистел заряд картечи.
— Суровый дядечка, — пробормотал Ларион.
Он сделал перекат к новой куче и едва не задохнулся от зловония. Рядом с ней лежал полузасыпанный листвой, вздувшийся трупик древесного точильщика, взрослого, размером с собаку. Одна из одеревеневших лап торчала, как мачта корабля. Облепленный муравьями, желтый, смахивающий на штопор коготь, которым так удобно буравить кору, теперь вонзался в небо. Так и виделось, как зверек пытается задержать им уходящую жизнь.
Запах…
