— Да, должны. Однако стоит ли это такого риска? Стоит ли рисковать ребенком?
Увидев, как в уголках ее глаз появилось по крупной слезе, он отвернулся.
Ну вот, сейчас начнется, подумал Ларион. Нет, братец, не дипломат ты, не дипломат. Не умеешь напускать тумана, не умеешь пудрить женщинам мозги.
Самое печальное было в том, что все сказанное им являлось чистой правдой. Если он возьмет их с собой, то почти наверняка потеряет. Есть ли смысл платить жизнью женщины, к которой ты далеко не равнодушен, за то, чтобы побыть с ней еще несколько лишних дней? Не эгоизм ли это?
Она вздохнула, вытерла слезы, потом решительно сказала:
— Хорошо, ты прав. Я бы отправилась с тобой и, наверное, научилась выживать в твоем мире, но — Солон… Рисковать им я не могу. Впрочем, есть еще один любопытный вариант.
— Какой? — спросил он.
— Ты умеешь видеть продолжительность жизни. Скажи, сколько мне осталось?
Он устало усмехнулся.
— Нет, этот номер не пройдет.
— Много или мало? — настаивала она. — Если много — значит, я могу смело отправляться с тобой в путь. Ответь.
— Много, — сказал он. — И так же много у твоего сына, будь уверена. Однако это ничего не доказывает. Девяносто процентов и десять. Всегда есть возможность ошибки, и я не хочу рисковать даже на десять процентов. Ты можешь так рискнуть своим сыном? И не является ли длина ваших жизней указанием на то, что вы останетесь здесь?
— А если мы все-таки пойдем с тобой и, как только отъедем от города, ты посмотришь на наши жизни? Если они уменьшатся, то мы тотчас вернемся в город?
— Вероятность ошибки, — напомнил он. — Риск слишком велик.
— Да, ты прав, — сказала она и от досады закусила губу. — А если я…
— Ты сможешь оставить своего сына на кого-то? — спросил он.
Несколько мгновений казалось, что она все-таки решится, но — нет, этого так и не произошло. Потупившись, она помотала головой:
— Не могу.
Что ж, подумал Ларион, наверное, так и должно было быть. И остается лишь благодарить жизнь за подаренные дни счастья. Сожалеть о том, что уехал, и тосковать о той, которую оставил? Он будет. Вот только прежде надо выбраться из ловушки, куда угодил. И для этого сейчас он должен собраться, быть готовым к действию. Самое время.
— Ладно, — сказал он. — В таком случае надо определить, сколько у нас осталось времени. Для этого я должен знать все о планах неприятеля.
— Неприятеля? — переспросила она.
— Ну да. Что этот помощник мэра задумал и, самое главное, — не желает ли он мне подсунуть сырой порох?
— Порох? Какой порох? — переспросила она.
Федоров слегка улыбнулся.
— Ну, вспомни, о чем мы говорили однажды ночью… О Марте, порохе и вопросе, на который она должна ответить. Ладно, забудь. Скажи лучше главное. Как я понимаю, единственной причиной, по которой Щербак мог пустить слух, что я ведьмак, был поиск желающего пожертвовать частью своей жизни ради того, чтобы вернуть его дочь. Найдись такой, он бы разговаривал со мной совсем по-другому. Значит, желающих пока не нашлось, но кто-то на примете, я уверен, у него уже есть. Не так ли?
— Так, — подтвердила Анна. — Как ты узнал?
— Мне приходилось сталкиваться с подобными ему. Кто это и сколько еще, на твой взгляд, он будет думать?
— Ну…
Анна задумалась. В этот момент она была просто очаровательна и, глядя на нее, Ларион почувствовал, как у него сжалось сердце. Будь все десять лет назад…
— Скажи для начала кто это?
— Одна вдова. Ее муж был собирателем и погиб полгода назад. У нее плохо ходят ноги, и есть дети. Щербак обещает, что остаток жизни она не будет нуждаться, ну а потом, когда… в общем, когда ее не станет, он будет заботиться о ее детях.
— Думаешь, он выполнит обещание?
— Обычно он слово держит. Ну и потом все об их возможном соглашении знают. Так что отказаться от своих обещаний у него не
