Опасаясь такого попадания, расчет немецкого орудия торопливо опустил бронированную заслонку.
– Подкалиберный, – крикнул Чурюмов и сам встал за прицел.
Раскаленная вольфрамовая головка пробила заслонку, из отверстия показался дым.
– Еще один! – командовал Чурюмов.
Второй снаряд пробил еще одно отверстие. В доте начался пожар. Горело тряпье, взорвались от сильного жара несколько снарядов. Из люков выскакивали артиллеристы и пулеметчики. Затем сдетонировал основной запас снарядов, вышиб заслонки, куски бетона по краям амбразур. Т-60 стрелял вслед бегущим из своей пушки и пулемета ДТ. Успел свалить двоих, остальные исчезли в траншее, петляющей позади дота.
– Ушли, гады! Жаль, что всех не перебили, – тоже стреляя из карабина, кричал старшина. – Много они нам крови попортили, зато спалили к чертям их бункер.
Рядом с дотом хлопнул взрыв. Минометчики подорвали свою трубу и тоже убегали по неглубокой траншее. Этому расчету не повезло. Ударил из пушки и пулемета Т-60, опустошал диск конопатый пулеметчик. Еще один боец добежал до траншеи, добил из автомата раненых и, вернувшись, доложил:
– Теперь все готовы!
Но не это было главное. Позади цепью поднималась пехота и торопливо бежала вперед, отвоевывая плацдарм для дальнейшего наступления.
Тяжело пришлось батарее Свирского, которую вел комполка Тюльков. Они столкнулись с тяжелыми танками Т-4. Эти обвешанные броней громадины с длинноствольными пушками уже несколько раз подряд точными выстрелами разбивали понтонную переправу.
И хотя Т-4 уступали немногочисленным «тиграм» и «пантерам», их орудия били сильно и точно. «Тридцатьчетверкам» становилось все труднее справиться с этими хорошо защищенными машинами. Победы над ними давались с большими потерями. Что тогда говорить о легких самоходных установках СУ-7б!
Но бой нередко складывается по законам, когда опыт и решительность побеждают и толстую броню, и дальнобойные орудия. Три тяжелых Т-4 шли друг за другом. Впереди двигался более легкий Т-3. Вес «четверок», который составлял в начале войны двадцать две тонны, значительно увеличился за счет утолщения брони, боковых пластин, толщина которых составляла до 40 миллиметров. Немало тянула модифицированная башня и усиленное орудие.
Подполковник Тюльков и капитан Свирский остановили все четыре самоходки. Приближение вражеских машин было отчетливо слышно. Моторы работали с усилием, продвигая тяжелые танки по влажной почве, хрустел валежник.
– Подкалиберные, – передал по рации Тюльков и подбежал ко второй машине. Оставаться вместе командиру полка и командиру батареи было нежелательно. Один снаряд мог обезглавить всю группу.
Капитан Свирский, прошедший девять лет службы, училище, воевавший с осени сорок первого, имел достаточный опыт. И, что не менее важно, не терял хладнокровия даже в самых сложных ситуациях. Он заметил, что нервничает наводчик, и сел на его место.
– Я смогу – уверял старший сержант.
– Готовь второй снаряд, – лаконично отозвался Свирский. – Тоже подкалиберный.
– Мы эти снаряды за раз спалим, – пробурчал заряжающий, протирая масляной тряпкой донышко тяжелой гильзы. – Чем дальше воевать будем?
– Тише…
Тяжелый Т-4, слегка замедлив ход, выползал на прогалину. Анатолий Свирский видел его до мелочей. Борт, прикрытый шестью массивными броневыми плитами, защищающими также основание башни – одно из уязвимых мест. Момент для выстрела был самый удачный, но капитан ждал сигнала командира полка. Время словно замерло. По щеке катились крупные капли пота, но смахнуть их не было возможности – руки заняты.
– Капитан, – лихорадочно шептал на ухо наводчик. – Бей сейчас, верняк, уделаем его.
– Их четыре, – одними губами ответил Свирский.
И вдруг тишина разорвалась. Выстрел ударил слева, где стояла самоходка Мищенко. Пальнуло еще чье-то орудие. Танк, в который целился Свирский, рванул как пришпоренный. Дефицитный подкалиберный снаряд прожег заднюю часть бортовой защиты и отрикошетил от корпуса искрящимся крошевом.
– Снаряд!
На поляну выскочил второй Т-4. Свирский его ждал, он был уверен, что его заместитель слишком поторопился. На этот раз огненная стрела прожгла нижнюю часть башни. Спустя секунды откинулся боковой люк, показалась голова немецкого танкиста, и
