Фернандо, он с нескрываемым интересом взглянул на присевшую перед ним в реверансе Беатрис Галиндо.
Я представила гостью, добавив, что она также согласилась заняться обучением наших дочерей, и он улыбнулся.
— Значит, ты наконец нашла наставницу, — сказал муж.
Снисходительно усмехнувшись, он жестом велел Беатрис встать и начал зажигать новые свечи.
— Ты ослепнешь при таком свете! — возмутилась я.
Не сказав ни слова, он вышел, оставив нас вдвоем, и я поняла, что супруг мой вполне удовлетворен. Он уже знал, что хорошо образованная жена может принести королевству лишь пользу.
Последующие два года пролетели быстро. Кадис, Медина-Сидония и другие вельможи из Андалусии удерживали рубежи, противостояли многочисленным нападениям мавританских разбойников Эль-Сагаля. Хотя Эль-Сагаль бежал из Малаги, бросив ее на произвол судьбы, он был полон желания отомстить за потерю города, которым когда-то безраздельно правил. И действия его лишь разжигали решимость Фернандо насадить голову мятежного мавра на копье.
И потому, собрав и снарядив новое войско, мы вернулись на юг, чтобы сосредоточиться на следующей цели — укрепленной Баэсе, принадлежавшей Эль-Сагалю.
Под защитой горных ущелий и возделанных равнин жители Баэсы окопались в своем городе прочнее остальных мавров, и падение Малаги после нескольких лет безжалостного Крестового похода лишь подхлестнуло их ненависть к нам. Кадис сообщал, что Эль-Сагаль пронюхал о наших планах и, ожидая нашего появления, отправил в город десять тысяч лучших воинов. Горожане накопили запасов на год с лишним, укрепили стены и очистили окружающую местность от посевов, оставили лишь оголенные сады и густые заросли деревьев, ежевики и папоротника, чтобы затруднить проход. К тому же город стоял на крутом склоне в окружении поросших лесом ущелий. Кадис предупреждал, что осада окажется тяжелой и долгой.
Подобные предупреждения мы слышали и ранее — и одерживали победы. И все же моя душа разрывалась на части, когда я с тревогой прощалась с Фернандо, отправлявшимся во главе сорокатрехтысячного войска в долину Гвадалквивира, что питал равнины Баэсы. Я оставалась во дворце, вновь отданная на милость курьеров, и мне предстояла еще более сложная задача — подготовить мою любимую Исабель к отъезду в Португалию.
Я тянула до последнего, ссылалась на войну и вечную нехватку средств, а также на то, что Исабель еще молода и ей следует оставаться в кругу семьи. Но дочери шел уже двадцатый год, и терпение португальского короля начинало истощаться. Моя тетя Беатрикс писала, что пора скрепить наше соглашение узами брака, прежде чем какой-нибудь другой монарх предложит невесту сыну короля, принцу Альфонсо.
— Португалия совсем рядом, — сказала я дочери, когда мы собирали вещи. — Мы сможем ездить друг к другу в гости каждый год, а если захочется, и чаще.
— Да, мама, — ответила она, тщательно складывая тонкими пальцами без перстней — ей нельзя было носить драгоценности, пока на ее палец не наденут обручальное кольцо — вышитое белье и сорочки, плотные накидки, плащи с капюшонами и украшенные моим любимым горностаевым мехом роскошные платья, которые я заказала специально для нее.
Я потратила на приданое Исабель целое состояние, взяв огромную сумму в долг ради того, чтобы снабдить дочь всем необходимым на любой климат и время года, словно она отправлялась не в пограничное государство, а в незнакомую заокеанскую страну.
У меня не раз вставал комок в горле при виде того, сколь стоически она относится к своей судьбе. Я давно готовилась к этому дню, но при мысли, что вскоре Исабель окажется вдали от меня, в собственном дворце, станет женой принца, которого я никогда не видела, мне бывало не по себе. Я с трудом сдерживала желание вцепиться в нее и никуда не отпускать. Она первой из моих дочерей покидала меня; как я смогу вынести подобное еще трижды?
Понимая мое смятение, Беатрис не отходила от меня ни на шаг до прощания на границе Испании и Португалии, где под фанфары и шелест развевающихся знамен я передала Исабель моей тете Беатрикс и ее свите. Португалия прислала сотни фрейлин, аристократов и чиновников, чтобы с подобающим почетом сопроводить мою дочь в Лисабон, но в соответствии с древним обычаем, по которому королевские женихи не должны сами отправляться за невестами, ее будущего мужа среди них не было.
Я обняла Исабель посреди продуваемого всеми ветрами поля, и она неуверенно спросила:
— Как думаешь, он будет любить меня так же, как папа — тебя?
Впервые она призналась в страхе, который скрывала ото всех под безмятежной маской. Взяв ее лицо в ладони, я прошептала:
— Да, hija mia. Обещаю.
