другие почитаемые и уважаемые государства Европы.
— Я знаю, о чем вы думаете, ваше величество, — сказал он, — и прошу вас впредь так не поступать. Вы слишком часто шли по этому пути, и в их руках уже немалая часть вашего имущества. Хотите отдать все королевство евреям, чтобы выиграть войну?
— Вы сами знаете, я готова заложить последнюю нижнюю юбку, если потребуется.
— Не следует этого делать. — Он шагнул ко мне. — Торквемада наблюдает за каждым вашим шагом. Вы отказали ему, когда он просил изгнать их, и попросит снова, как только завершится Реконкиста. Нельзя давать им столько власти над собой, иначе они могут замыслить мятеж.
— Реконкиста еще не завершилась, — ответила я, — и совет не в состоянии помочь, так что другого выхода у меня нет. Пожалуйста, скажите равви Сеньеору, что я хочу его видеть.
— Majestad, умоляю вас. Что еще вы собираетесь отдать?
— Лучше вам не знать, раз вас это так беспокоит, — сказала я, многозначительно глядя на дверь.
Он вышел, не вымолвив больше ни слова. Пока я ждала равви Сеньеора, в дверь проскользнула Инес, спросила, не нужно ли мне чего-нибудь.
— Да, — ответила я. — Принеси шкатулку с моим свадебным ожерельем.
Она ошеломленно уставилась на меня. Я раздраженно прищелкнула языком:
— Мне что, дважды повторять? Неси немедленно.
Когда она вернулась, я открыла шкатулку и долго смотрела на церемониальное ожерелье из рубинов и жемчуга, которое прислал из Арагона Фернандо перед нашей свадьбой. Я не раз гордо носила его под завистливыми взглядами придворных; то был символ нашей любви, самая дорогая для меня вещь после моей короны.
С щелчком я захлопнула шкатулку, закрыла глаза.
— Да будет моя жертва достойна Твоей милости, — прошептала я.
В тот же вечер я передала шкатулку на хранение равви Сеньеору в обмен на солидную ссуду. Затем собрала свиту и на следующий же день отправилась сквозь бушующую бурю в Баэсу.
Копыта моего коня утопали в вязкой грязи; дороги местами полностью затопило, и нам приходилось строить импровизированные мосты над пенящимися потоками воды. Сгорбившись в седле и вглядываясь сквозь пелену дождя, я тоже начала сомневаться в том, что Господь нас слышит. А когда наконец добралась до лагеря, передо мной предстало такое жалкое зрелище, какого я еще никогда не видела.
Навстречу из палатки вышел Фернандо — изможденный и грязный, с темными кругами от бессонницы под глазами. Отчаяние его вполне можно было понять — немногие оставшиеся в живых лошади стояли покрытые язвами, с выпирающими под шкурой костями. Разбитые загоны для скота опустели. Сам лагерь утопал в грязи, по нему бродили полуобнаженные люди с безразличными ко всему лицами, другие же сидели на корточках, на виду у всех опорожняли кишечники. В нос мне ударила отвратительная вонь, словно воздух был пропитан запахом смерти.
Устало поцеловав, Фернандо повел меня по лагерю, и я поняла, что хуже еще не бывало. Почти половина войска погибла. Другие болели или медленно умирали от кровавого поноса. Когда я навестила переполненный лазарет, где рядами лежали люди на провисших, кишащих вшами койках, они смотрели на меня и плакали, словно дети.
В ту ночь я сообщила Фернандо, что добыла для нас денег.
— Мы привезем зерно и выроем новые колодцы, — сказала я. — Восстановим размытые дороги и призовем всех мужчин Андалусии. Если потребуется, пошлем в Кастилию за дополнительными рекрутами и привлечем новые средства. Мы не сдадимся. — Я хлопнула его по руке. — Никогда.
— Как всегда, ты приносишь надежду, — ответил он. — Но надеждой этот город не завоюешь, луна моя. Приближается зима. Как ее пережить? Когда-то ты советовала мне отступить от Малаги, но я отказался. Теперь же, боюсь, отступление — единственный наш выход.
Я никогда еще не видела мужа таким подавленным, весь его пыл полностью угас. И тут я поняла, что его казавшиеся неистощимыми резервы подошли к концу; ему уже исполнилось тридцать семь, возраст, когда большинство королей стремятся пожать плоды достижений в молодости. На все время нашего брака пришлось лишь несколько разрозненных месяцев мира; он постоянно или воевал, или готовился к войне. Теперь же сидел передо мной, измученный и павший духом, и считал себя ответственным за крах мечты о единой Испании.
— Нет, — тихо сказала я, — надеждой этот город не завоюешь. Но мы можем победить и должны это сделать. Свою задачу ты выполнил, предоставь остальное мне.
