Я нахмурилась:
— Конечно при чем. Он всегда при чем, но я ничем не отличаюсь от прочих Его детей. Я всего лишь пыль, как и все смертные. Не стоит считать, что этот ужасный случай — часть некоего великого замысла, ибо это не так. Этого просто не может быть. Никакой мужчина, пусть даже столь низменный, как Хирон, не мог бы умереть из-за меня. — Я отвернулась, избегая ее испытующего взгляда. — Принеси завтрак. Есть хочу.
Она отошла, а я осталась стоять у окна. Посмотрела на небо, но аисты исчезли. Благородные птицы часто гнездились на башнях по всей Кастилии. Я видела пустое гнездо в Санта-Ане в тот день, когда встретилась с Каррильо и жизнь моя изменилась навсегда. Я видела стаю накануне, когда Хирон лежал на смертном одре. Но то были всего лишь птицы, летающие создания, прекрасные, но лишенные души. Они не могли быть посланниками Божественной воли. Считать так означало верить в язычество. И тем не менее одна мысль не оставляла меня. Что, если у Господа все-таки имелся насчет меня свой замысел?
Гражданская война между моими братьями возобновилась еще с большей жестокостью. Смерть Хирона разрушила как стремления Вильены, так и доверие к нему со стороны других; не имея возможности обеспечить с моей помощью связь с королевской семьей, презираемый мятежниками, которых когда-то поддерживал, он спрятался во дворце под боком у короля. Настояв, чтобы каждый раз, когда он осмеливался выбраться наружу, его сопровождала собственная мавританская стража. Распался и предполагавшийся союз между Иоанной и моим братом, а сторонники Альфонсо захватывали многочисленные провинции, пока у Энрике не осталась лишь горстка преданных ему мелких городов и Сеговия.
Земля обуглилась, урожай погиб, народ был полностью разорен. Разрушилась всяческая торговля, деньги из-за постоянных требований Энрике чеканить новую монету столь обесценились, что торговцы принимали оплату за товары лишь продуктами. Каждый день Беатрис приносила мне новую историю о страданиях королевства, и всякий раз я думала о том, сколько еще продержится Кастилия, прежде чем под ней не начнет расступаться земля.
В августе тысяча четыреста шестьдесят седьмого года, четыре месяца спустя после моего шестнадцатилетия, в нескольких милях от Мадрида было замечено войско Альфонсо. Королева Жуана в панике поспешно отослала нас назад в алькасар в Сеговии. Энрике, Вильена и их солдаты отправились навстречу мятежникам, в городе заперли ворота и перестали бить колокола. Жуана расхаживала по своим покоям, словно пантера в клетке Энрике, ожидая известий об исходе сражения.
Последовав совету Менсии де Мендосы, она отправила маленькую Иоанну в безопасное место, в крепость клана Мендоса, Мансанарес-эль-Реал, на случай если мятежники захватят Сеговию. Намек, что Альфонсо мог бы причинить вред ребенку, привел меня в ярость, но я продолжала с безразличным лицом сидеть на табурете, сложив руки на коленях и глядя на королеву, которая настояла на моем присутствии.
Внезапно она резко повернулась ко мне:
— Наше дело правое, и Бог на нашей стороне. Я уже однажды пыталась, но меня переубедил этот напыщенный идиот Вильена. Но на этот раз все будет по-другому. Как только Энрике вернется с головой твоего брата в мешке, я позабочусь, чтобы тебя выдали замуж за моего брата, короля Альфонсо. — Она подняла палец, словно предупреждая возможные возражения, хотя возражать я вовсе не собиралась. — И только попробуй ссылаться на кортесы. Меня не волнует, чье одобрение, по твоему мнению, нам требуется. Я лично отволоку тебя в Португалию, в оковах. Я позабочусь, чтобы тебя выдали замуж и отправили подальше от этого королевства — навсегда.
Беатрис приподнялась на стуле, яростно глядя на королеву. Бросив на нее столь же злобный взгляд, Жуана приказала своим фрейлинам:
— Принесите инструменты! Я хочу музыки и танцев. Пришло время победы над нашими врагами. Нужно это отпраздновать.
Беатрис взглянула на меня. Я смотрела на женщин, что лихорадочно бренчали на лютнях, пока Жуана кружилась перед ними в парчовом платье, сверкая драгоценностями, словно все еще оставалась центром внимания придворных. Я удивлялась, что она не чувствует моей ненависти к ней и та не превращает ее в соляной столб. Я ощущала соленый вкус во рту, чувствовала, как соль течет по моим жилам, ибо теперь понимала, насколько королева не заслуживает сострадания. Прямо сейчас мои братья рубились на мечах на поле битвы, и вокруг них лежали мертвыми мужчины — цвет Кастилии, — а раненых было еще больше. А чем занималась наша королева?
Она танцевала.
Будь у меня такая возможность, ушла бы немедленно. Но я лишь сидела и терпела, повторяя про себя молитву святому Сантьяго, военному покровителю Испании, о нашем спасении.
И оно пришло несколько часов спустя в лице самой Менсии, которая ворвалась в покои в покосившемся чепце и с
