Услышав свист плети, я вмиг позабыла о боли и ввалилась в комнату. Марго скорчилась у сундука, корсаж ее алого платья был разодран в клочья, истерзанными до крови руками она пыталась заслонить лицо. Над ней с охотничьей плетью в руке стоял Карл. Генрих держал острие кинжала у горла мужчины — то был не кто иной, как молодой Гиз. Взгляд его голубых, широко раскрытых глаз встретился с моим, и в этот самый миг Генрих вонзил кончик клинка в горло Гиза. По белой коже потекла кровь.
— Продолжать? — прошипел мой сын. — Гизом больше, Гизом меньше — для меня никакой разницы.
— Нет! — отчаянно закричала Марго. — Не трогай его! Он не виноват! Я сама попросила его прийти сюда!
Лишь тогда я заметила, что оба они — и Марго, и Гиз — снова одеты в красное. И осознала правду; к горлу подкатил тошнотворный ком. Марго — любовница Гиза, и эта связь продолжается уже не первый месяц. Выбор цвета, который носили они оба, стал мне совершенно очевиден — то был сокровенный знак, который мне давно уже следовало заметить.
Карл размахнулся — и плеть врезалась в плечи Марго. Дикий крик ее подтолкнул меня вперед. Я вырвала у Карла плеть. Сын резко повернулся ко мне, скаля зубы, словно пес. Из глаз его глядел демон.
— Отпусти Гиза, — бросила я Генриху, попятившись.
Генрих отвел кинжал. По телу Гиза прошла судорога.
— Мадам, — проговорил он, — я оскорблен.
Взгляд его переместился на Генриха, и лицо моего сына потемнело.
— Нет, это я оскорблен! — бросил Генрих, и в этом дрожащем голосе я различила непонятную страстность, которой прежде никогда у него не слышала. — Ты меня дурачил, и этого я никогда не забуду!
— Я не помышлял тебя дурачить, — негромко ответил Гиз, — но ты хотел от меня того, чего я никак не мог тебе дать.
Генрих рванулся было к нему.
— Не смей! — повысив голос, одернула его я.
И перевела взгляд на Гиза.
— Ты немедля покинешь двор. Отправляйся в Жуанвиль, свой майорат, и оставайся там впредь до новых распоряжений.
Он поклонился, запахивая камзол, метнул взгляд на Марго — и вышел.
— Если я еще раз застигну тебя со своей сестрой — убью! — закричал Генрих ему вслед.
Я подала знак Лукреции закрыть дверь и запереть на засов, чтобы нас никто не побеспокоил. Затем, по-прежнему держа в руках плеть, повернулась к сыновьям:
— Что это на вас нашло? Марго ваша сестра. Как вы могли?
— Она шлюха! — в бешенстве процедил Карл. Нижняя губа его кровоточила — вне сомнения, он сам же, забывшись, и прокусил ее. — Вот-вот состоится ее помолвка с принцем Наваррским, а она у нас за спиной развратничает с Гизом!
Я подавила ужас при виде его искаженного лица и бугрящихся мускулов на руках и плечах, закаленных каждодневной работой в кузнице.
— Уходите, — сказала я. — Я сама все улажу.
— Да. Верно, — подхватил Генрих, — пускай матушка все уладит. Могу поспорить, Гиз больше и близко не подойдет к Марго.
— И к тебе тоже, братец, и к тебе тоже! — Карл внезапно разразился лающим смехом. — То-то будет счастлив твой смазливый телохранитель Гуаст!
Генрих оцепенел, затем схватил Карла за руку и выволок из комнаты, оставив меня наедине с Марго. Она с трудом поднялась, волосы ее были измазаны кровью, покрывавшей плечи.
— Это правда? — спросила я. — Ты отдала этому отродью Гизов свою девственность?
— Нет! — Марго неудержимо дрожала всем телом. — Я… я только хотела повидать его… проститься с ним… — Голос ее захлебнулся рыданием, и она закрыла лицо руками. — Я люблю его. Я люблю его всем сердцем, а теперь навсегда потеряла — из-за тебя.
Я вдруг обнаружила, что не могу шевельнуться. Марго едва не погубила все, отдавшись наследнику семейства, которое было самым безжалостным моим врагом, и все же я не могла обвинять в случившемся только ее, потому что здесь была и моя вина. Я недооценила силу ее страсти, не осознала вовремя, как она может стать опасна. Для мужчины поддаться порыву чувств простительно и даже достойно восхищения; незамужнюю девушку, особенно принцессу, подобное безрассудство может погубить безвозвратно.
— Ты не должна никогда больше с ним видеться, — услышала я собственный голос, холодный и безжизненный. — Слышишь? Никогда. Гиз для тебя отныне мертв. Равно как и ты для него.
Марго подняла на меня огромные заплаканные глаза, исполненные такой боли, что видеть ее было невыносимо.
