стало подвергаться сомнению. Как пример — отношение к православию. Где еще можно было в течение двух-трех лет лишить огромную страну с почти двухтысячной историей православия, заставить взрывать собственные храмы, грабить их, сжигать иконы и закапывать живьем священников? В каком страшном сне?
В. ПОЗНЕР: Во Франции. Там во время революции 1789 года вешали священников.
Н. МИХАЛКОВ: Одну секундочку. Вы же видите различие между значением религии во Франции и в России? Сегодня для Европы религия имеет большое значение? Европа ведь выросла из той же самой Франции.
В. ПОЗНЕР: Ну, для некоторых стран имеет. В Польше очень чувствуется сила религии. В Испании. Во Франции гораздо меньше.
Н. МИХАЛКОВ: Конечно. И давайте еще разделим католицизм и православие. На мой взгляд, православие намного ближе к исламу, чем к католикам. Поэтому Россия — реальный мост между Востоком и Западом. Именно в России сосуществуют эти конфессии без всяких проблем, если они не надуманы.
В. ПОЗНЕР: Вот это отношение к православию, к священнику, к церкви, которое проявилось в постреволюционные годы, — оно спровоцировано в том числе русской литературой?
Н. МИХАЛКОВ: Безусловно. Я представляю, как меня сейчас понесут по пням и кочкам в Интернете. Ребята, я готов.
В. ПОЗНЕР: Вы не поклонник демократического политического устройства — такого, которое в основном существует на Западе?
Н. МИХАЛКОВ: Я не поклонник принятия механическим путем западных форм для России. Они не приживаются.
В. ПОЗНЕР: Я почему спрашиваю? Девять лет назад вы проявили, на мой взгляд, поразительную прозорливость и, скажем так, некоторый антидемократизм. Процитирую ваши слова из нашей с вами беседы: «Я думаю, что вообще губернаторов надо назначать и снимать. Потому что народ не может выбрать — его обманывают все. Приходит человек, говорит: «я вам дам то-то, то-то и то-то». А выясняется, что он должен просто сидеть в тюрьме. Мне думается, что мы таким образом разжижаем ответственность людей, облеченных властью. Это моя точка зрения. Я считаю, что губернаторы должны быть более зависимы на сегодняшний день». Это был 2001 год, а отмена выборов губернаторов произошла через три года. Так что вы попали в точку поразительным образом.
Н. МИХАЛКОВ: Это, вообще, задача художника — так или иначе предсказывать будущее.
В. ПОЗНЕР: Некоторые политологи будут спорить, ноя в данном вопросе с вами согласен. А вы и сейчас считаете так же? Если да, то кто тот мудрый человек, который в определенный день скажет: «Теперь народ готов выбирать»?»
Н. МИХАЛКОВ: Народ и скажет. Народ и есть тот мудрый человек.
В. ПОЗНЕР: Но если вообще не лезть в воду, то не научишься плавать — это же факт?
Н. МИХАЛКОВ: Знаете, какая штука? Если бы мы были в другой стране, скажем, в Монако или Ватикане, то можно было бы кинуть нас, как щенка, в воду и таким образом научить плавать. А если такого монстра, как Россия, закинуть в воду, он мало того что сам утонет, еще и утянет за собой половину мира. Поэтому эксперименты такого рода со страной ни к чему хорошему не приводят. Я говорил и повторю: Россия — это крест, она всегда была крестом, в котором есть вертикаль власти и горизонталь культуры и экономики. Результаты безвластия в России будут настолько кровавее и ужаснее, чем результаты любой самой жестокой власти, что мало миру не покажется. Я в этом глубочайшим образом убежден. А самое главное: когда есть жестокий диктатор — ты знаешь, кто это, а при безвластии ты ничего не знаешь.
В. ПОЗНЕР: То есть вы скорее выберете жестокого диктатора для России, чем безвластие. И, следовательно, вот эту вертикаль, которая ныне имеется, вы, видимо, предпочтете сохранить в том же виде — я правильно понимаю?
Н. МИХАЛКОВ: А вы считаете, что безвластие в России созидательно?
В. ПОЗНЕР: Я вообще противник безвластия.
Н. МИХАЛКОВ: Замечательно. Все. Точка.
В. ПОЗНЕР: Но я хочу избирать свою власть. Хочу иметь право сказать: «За вас я голосую, а за него не голосую». А мне говорят: «Нет, мы его назначаем, и твой голос ни к чему». Я хочу отвечать за свой голос и за свой выбор.
Н. МИХАЛКОВ: А кто вам мешает? Если вам кого-то предлагают, а вы, собравшись, говорите: «Нет, не хотим», — вам не назначат его. Но если не назначать, тогда нельзя и снять.
В. ПОЗНЕР: Можно не выбрать в следующий раз.
Н. МИХАЛКОВ: А за четыре года он нас опустит так, что мало не покажется.
В. ПОЗНЕР: Когда-то вы дали изумительное определение русского человека: «Русским может быть только тот, у кого чего-нибудь нет. Не так нет, чтобы обязательно было, а так, что нет — и хрен с ним». Получается, что если нет, и хрен с ним, — то безнадега. Нет продвижения, нет желания. И тогда что? Как же прогресс, инновации?
