привела. Есть вероятность, что моя неуравновешенность подвигла их на поиск стабилизирующего элемента. Урфина использовали.
Неуравновешенность? Стабилизирующий элемент?
Экспериментаторы хреновы. А просто взять и помочь? По-человечески?
Сначала бросить Кайя в компании садиста-психопата. Отвернуться. Забыть о существовании, позволяя чувствовать себя ничтожеством. И наконец, послать парламентера.
Полагаю, кандидатуру выбирали тщательно.
...на это глупо обижаться. Тем более, что без их помощи я от блока не избавлюсь.
Кажется, я услышала лязг и скрежет. Башня старого танка поворачивалась, желая взять на прицел глупца, который хотел убрать этот подарок прошлого.
- Сердце мое, - Кайя обнимает меня, бережно, точно опасаясь, что я вот-вот исчезну. - Главное, что теперь у меня есть ты. Без тебя я бы точно умер. Уже поэтому я буду играть по их правилам. Пока не разберусь, что там к чему.
Плечо затекло, потому что на нем лежали. Открыв глаза, Урфин несколько секунд разглядывал светловолосую макушку, пытаясь сообразить, кому она принадлежит и как этот кто-то очутился в его кровати.
Вспомнил.
И едва сдержал смех. Вот уж правда: научил плохому. Хорошо, хоть недоучил.
Тисса спала крепким сном человека с чистой совестью и твердыми принципами. И хорошо бы, чтобы сон продлился еще часика два. За это время Урфин попытается исправить то, что еще поддается исправлению. И хотя подмывало остаться, дождаться пробуждения, он очень осторожно убрал ее руку с груди и высвободил плечо, подсунув вместо него подушку. Тисса не шелохнулась.
А выражение лица по-детски умиротворенное, счастливое даже. Интересно, что ей снится?
Дом? Обыкновенная семья?
Урфин не представлял себе, какой должна быть обыкновенная семья. Он видел их только издали, а теперь вдруг отчетливо осознал, что вряд ли из всей этой затеи хоть что-то выйдет.
С другой стороны, отступать уже поздно.
И главное, желания нет никакого.
Подняв платье - выглядит так, точно его силой сдирали, что в принципе соответствует действительности - Урфин аккуратно повесил его на спинку кресла. Туда же отправились чулки.
...значит, он вправе поступать так, как считает нужным? И в этом все дело? Еще немного, и Урфин поверил бы...
За дверь, которую он прикрыл очень осторожно - не хватало еще разбудить - ждал Гавин. И вид у него был нехарактерно мрачный. Сразу барон вспомнился: вот что значит, семейное сходство.
Гавин молчал.
Урфин ждал, изо всех сил стараясь не расхохотаться - нечего ребенка обижать. А настроение что-то не в меру веселое, давненько такого не бывало.
- Ну? - Урфин все-таки понял, что придется первым начинать беседу.
Гавин набычился.
- Говори уже. Не трону.
И ведь страшно ему до зубовного скрежета, а молчать не станет. Упрямая Деграсовская натура. Барон, пожалуй, порадовался бы.
- Вам не следовало обижать леди. За нее некому заступиться.
А тон такой, что, того и гляди, совесть очнется, хотя она - дама воспитанная, не лезет, куда не просят.
- Ну почему некому. Ты и я. Уже двое.
На легкость тона Гавин не настроен. В его понимании все более, чем серьезно, и позицию следует уважать.
- Гавин, я точно не собираюсь ее обижать. И никому не позволю этого делать. Надеюсь, недоразумение разрешено?
Кивок.
- Извините.
- Да не за что тебе извиняться. Я рад, что у тебя хватило духу не промолчать.
Мальчишка дернул носом и подбородок задрал, пытаясь казаться выше. Надо будет лошадь ему подобрать, и к оружейникам заглянуть не мешало бы: деревянные мечи хороши, но пора и железо осваивать.
- Я не трус.
- Никогда и близко не думал. Гавин, я понятия не имею, что у тебя с Гийомом не сложилось... и выяснять не стану, потому что это будет не совсем честно с моей стороны. Если захочешь, то расскажешь сам, - конечно, нехорошо детей обманывать: история вышла громкая, и Урфин без труда выяснил подробности. Куда сложнее оказалось сохранить спокойствие и не вмешиваться. - Но я рад, что твой отец доверил мне тебя учить.
- Спасибо.
Недетская краткость. Ничего, со временем отойдет. Хорошо бы Гийому к этому времени объявится. Уж больно счет к нему велик.
- Так, - Урфин указал на дверь. - Если вдруг проснется раньше, чем я вернусь, то ванну и завтрак можно. Уходить - нельзя. Скажешь, что я запретил.
Сомнительно, чтобы Тисса решилась уйти в рваном платье, но с запретом - оно надежней.
- А вы куда? - Гавин помог одеться.
- Сознаваться.
- В чем?
- Во всем... или почти.
Настроение было до отвращения радужным. Еще немного и Урфин в дворцовый парк побежит, ромашки собирать, просто так без особой на то надобности. Впрочем, он слабо представлял, какая надобность может подтолкнуть его к столь алогичному поведению.
Изольда завтракала, что было хорошо, поскольку сытая женщина много безопаснее голодной. И завтракала не одна... кажется, Урфин многое успел пропустить, и ромашкам придется слегка погодить.
До Белой скалы Юго добрался вплавь.
Если бы его кто-то увидел, то счел бы безумным. Возможно, решил бы спасать, тем самым облегчив работу - благородство наказуемо. Но осенью на берегу было пусто. Волны уже слизали налет инея с седой гальки и отступили, бросив на берегу влажную ветошь водорослей, дохлого краба и парочку раковин. Юго подобрал одну - нарядную, со многими шипами - подарит кому-нибудь.
Нанимателю. Глядишь, станет добрее.
Раздевшись, Юго минуты две стоял у кромки воды, позволяя ветру исследовать тело.
Хорошо...
Море то отступало, то кидалось под ноги, норовя облизать ледяную кожу. Первый шаг - первый ожог. Нырок. Крик, который получается запереть в горле. Вкус соли. Слезы - все-таки Юго давно не обнимался с зимой.
Стихия играет. Тысячелапый зверь, который то подхватывает Юго, желая вышвырнуть на берег, то обнимает, обвивает скользким телом своим, точно пробуя на вкус.
Плыть недалеко - всего-то около километра. И Юго почти не устает.
Белая скала и вправду бела. Не мрамор, не лед, но что-то иное... Юго не сразу понимает, что это. Он становится на колени, нюхая странный материал, пробует его на вкус.
Мел?
Нет. Но похоже.
Белая поверхность испещрена многими линиями, которые складываются в странный узор. Бабочки? Бабочки. Каменные вианы, кажется, так их называют.
