Покачиваясь на волнах, Мишка чуть не задремал, когда его в бок толкнул его приятель. Торопыга посмотрел, куда указывал его приятель. Там под всеми парусами шли семь кораблей. По очертаниям, слава богу, в Архангельский городок какие только не хаживали, помор определи, что были это три фрегата, шнява, галиот и две яхты.
— Может это ворог? — проговорил, заикаясь Фрол.
— Может и ворог, — согласился Мишка и скомандовал, — пока они нас не заметили, давай греби к берегу.
Пришвартовались. Вещи брать не стали, успели в лесу скрыться, когда на палубе одного из фрегатов начался переполох. В воду грохнулся якорь. Медленно стали опускать шлюпку.
— А может это негоцианты? — с надеждой в голосе проговорил Фрол. Но Торопыга покачал головой.
— Если они негоцианты, то, увидев, что ладья наша пустая уйдут. Лично у меня, — добавил он, — нет желания с кем-то общаться. Сообщат князю-воеводе, что видели нас, то тогда нам точно смерти не избежать. Хоть Рябов и царев кормщик, а корабельный путь возле строящейся цитадели я не хуже его знаю. А что сделал воевода с теми, кто его знает? — И не дожидаясь ответа, добавил, — то-то. В монастыре закрыл под присмотром монахов. А на цитадель отправил тех, кто и в Белое море не разу не хаживал.
Между тем лодка пришвартовалась к берегу. Солдаты, а в этом Мишка уже не сомневался, соскочили с нее на землю.
— Var och titta![42] — Проговорил офицер в синем камзоле.
Из ладьи на берег полетели их с Фролов вещи. Мишка еле сдержался, а Сапог только прошептал:
— Вороги.
— Они, — согласился Торопыга.
Теперь уж тем более не стоило выходить на берег. Или заставят вести корабли к Архангельску, или убьют.
— Уходи в лес, — прошептал Мишка.
— А ты?
— Я еще немного понаблюдаю.
Когда Фрол уполз, а он вынужден был ползти, Мишка облегченно вздохнул. За себя он мог поручиться. Вряд ли опытный помор выдаст свое присутствие, а вот тот. Парню всего лет двадцать, только от соски оторвался. Когда Торопыга об этом подумал, так еще больше разозлился на себя. Ну, тот молодой неопытный, а он то с какого перепоя согласился выйти с ним в море. Чай тридцать три годка прожил. Жизнь прошла, а вот ума не нажил.
Между тем иноземцы, а по разговорам можно определить, что это не англичане, а уж тем боле не голландцы, оставили четверых солдат на берегу, погрузили их вещи на шлюп и направились к кораблям.
Вернулся в землянку Торопыга, когда стало темнеть. Плюхнулся на солому, что постелена была на земле, проговорил:
— Оставили четверых. Сами стоят и ждут, что мы появимся. Фрол протянул ему кружку с чаем.
— А мы? — поинтересовался он.
— Мы? — переспросил Мишка, — Мы будем ждать, когда они уйдут. А они это по любому сделают.
— А ты не думаешь, что они заметят дым от костра? — неожиданно спросил Фрол.
Торопыга выругался. Сделал глоток. Плеснул в костер, затем бросился и стал его засыпать.
— Уж лучше замерзнуть, чем умереть от пули, или вести ворогов на родной город, — ворчал он.
Утром ветер донес до них запах горелого дерева. Мишка перекрестился и проворчал:
— Как же я об этом не подумал.
Ладья догорала. Пламя играла на ее бортах, поедая языками дерево. Когда корабли скрылись, приятели выбежали на берег. Мишка Торопыга упал на колени и заплакал.
Гонец к Ельчанинову прискакал к обеду, когда тот, сидя в горнице, ел курочку. Он ворвался как ураган, сорвал с головы треуголку.
— Свей князь, — сказал он.
— Где? — Поинтересовался князь, думал уже саблю схватить, но сдержал себя, — где шведы? — уточнил он, разглядывая бывшего монаха, в форме летчика воздушного шара.
Звали того Никоном. Видывал его до этого Силантий Семенович, правда, тогда он бородат был. Сейчас от прежней растительности остались только усы. Совсем еще молодой. Телом худ, и удивительно, как он на монашеских харчах не располнел. Иные вон, даже не смотря на пост, с трудом в двери входят. Неожиданно Ельчанинов подумал: «А уж, не о Никоне ли монахе говорил архиепископ»? Скорее всего, о нем, сделал для себя вывод Силантий Семенович. Да и Егор не стал бы других с такой миссией в Архангельский городок посылать. Вон и камзол на нем изрядно ловко сидит.
«Э нет. Не вернется, он после баталии в монастырь, — подумал князь, — не вернется. Уж больно у него сейчас глаза блестят. Нет, не быть ему монахом, удерет… Капралом будет или разбойником. Видимо почуял вкус свободы».
Ельчанинов еще раз взглянул на служивого. Тот крутил свой ус, и косился на кувшин с квасом. Затем Никон проглотил слюну и сказал:
— Егор заметил черный дым, поднимающийся над Белым морем.
— Ну, дым это еще ни о чем не говорит. — Проговорил Силантий Семенович, — те же рыбаки костер могли разжечь. — Он вновь взглянул на монаха, затем подвинул к нему кувшин и добавил, — а ты пей не стесняйся. Вижу, что умаялся. Бывший монах схватил кувшин и стал жадными глотками опорожнять его.
— Да ты не спеши. Не куда эти шведы от нас не уйдут. Сам же говоришь, что дым над морем. Вот если бы пост таможенный горел, вот тогда другое дело, а так. Ладно, сейчас я оденусь, и мы с тобой съездим, посмотрим, что это за дым такой. Монах опорожнил кувшин, поставил его на стол, и вдруг улыбнулся.
«Эх, много ли для счастья надо» — подумал Ельчанинов, вставая из-за стола. Подошел и снял камзол с самодельной вешалки, придуманной Андреем несколько дней назад. Неожиданно тому надоело, что их одежда валялась на лавке. Тот даже попытался вбить между бревнами щепу, но та не выдержала. Вот тогда и соорудил вешалку. Застегнулся, надел треуголку и проговорил:
— Ну, пошли служивый.
Они вышли во двор. Князь отвязал своего коня, и еще раз взглянул на служивого. Тот ловко впрыгнул в седло, словно и не монах был, а казах. «Нет, не вернется, он в монахи», — подумал князь.
Через два часа прибыли в расположение воздушных шаров. Князь Ельчанинов спрыгнул с коня и подбежал к Егорке.
— Ну, что? — спросил он.
— Дым.
— Знаю, что дым, — молвил князь, — где он твой дым?
— Сейчас шар воздухом наполним. В небо поднимемся, вы сами ваше сиятельство увидите.
— Увижу, — прошептал Ельчанинов и нервно заходил от шара к домику и обратно.
Между тем второй «Андлар» медленно стал опускаться. Когда он коснулся земли, князь подскочил к выбиравшемуся из него родственнику князя-воеводы.
— Что скажешь Семен? — спросил он.
— Над морем, в районе Крестового острова с утра начал подниматься густой черный дым. Словно что-то там горит…
— А не может это быть, что охотники там или поморы. — Перебил его, Силантий Семенович.
— Да откуда там охотники. Поморы эти могут в районе тех островов быть. Так ведь они дядькой моим почти все в крепости закрыты.
— Вот то-то почти все. А если кто не послушался и ушел в море… Семен взглянул на Ельчанинова.
— Даже если и ушли, то вряд ли от них был бы такой дым. Это или надо лодку сжечь, или лес подпалить. Вот вы меня не дослушали ваше сиятельство, — проговорил с укором в голосе паренек, — перебили. А я вам хотел доложить, что видел сейчас в море силуэты семи кораблей. Что движутся со
