Страшноватую рожу Причарда перекосило в хитрой усмешке.
— Только не говори, что благодарна мне за это, — хмыкнул он.
— Я и не буду ничего говорить, — Галка пожала плечами. — У меня для тебя небольшой подарочек. Можешь считать его моей благодарностью. — С этими словами она достала из-за пазухи два запечатанных письма. — Тут на днях один знакомый из Европы вернулся. И кроме последних сплетен привёз вот это. Я не читала, потому что письма предназначены не мне.
— А кому? Мне, что ли? — Причард, почуяв нечто странное, подался вперёд.
— Тебе, тебе. Ну, всё, хватит предисловий и воспоминаний. Держи. Читай. Думаю, новости будут приятными, — Галка с улыбкой отдала ему письма.
Причард впервые за долгие годы был так искренне удивлён. Но, когда он сломал печать на одном письме и прочёл первые же строки… Ни разу в жизни у него не дрожали руки. Ни когда он отправлял на тот свет офицеров «Орфея», подняв бунт на его борту; ни когда пиратствовал и убивал испанцев; ни даже когда команда сместила его и выбрала капитаном "эту сукину дочь". А сейчас… Он сходу прочитал одно письмо, дрожащими от волнения пальцами сломал печать на втором. Дошёл до корявой подписи внизу листа… и строчки вдруг распылись, потеряли чёткость.
"Да что же это? Старость, что ли?"
— Чёрт подери, но как…
Он хотел было спросить у Галки, как ей удалось разыскать его родню, только спрашивать было уже не у кого: лишь мелькнул силуэт в дверях таверны.
12
— Мальчик.
Доктор Леклерк настолько привык лечить огнестрельные, колотые и рубленые раны, что основательно запамятовал, когда в последний раз принимал роды. Однако, обстоятельства заставили его припомнить, как это делается… Голландка рожала на борту «Гардарики», в гостевой каюте, находясь фактически под арестом. Предосторожность не лишняя: попытка к бегству, причём, весьма опасная для здоровья, имела место где-то с месяц назад. Тогда Галка отчитала голландку за беспечность по отношению к нерождённому малышу, и получила шокирующий ответ: "Я ненавижу этого ребёнка, как ненавидела его отца. Я молю Всевышнего, чтобы этот ребёнок умер". "Что ж, — сухо ответила капитан Спарроу. — Если Всевышний вас не услышит, а это скорее всего и случится, я заберу ребёнка себе. Но теперь вы и шагу не ступите без моего дозволения. Понятно?" И приставила к ней толстую негритянку Жоржетту — в качестве прислуги и охраны… Когда доктор поднял Галку среди ночи, та сперва даже не поняла, в чём дело. А когда поняла, помчалась за ним — исполнять обязанности медсестры, в режиме "подай-прими".
Измученная голландка, стиснув зубы, упрямо отвернулась от орущего мокрого комочка. Доктор, покачав головой, положил новорожденного на руки Галке.
— Мальчишка, — рассмеялась она, пытаясь этим смехом скрыть нешуточное волнение. — Да ещё такой голосистый. Точно будет капитаном!.. Жоржетта, у тебя на примете есть кормилица?
— Как же не быть? Конечно, есть, — отозвалась негритянка. — Моя дочь полгода как родила. Хотите — можете за ней хоть сейчас послать.
— Вот управимся, езжай на берег и привези её сюда, — кивнула Галка. — Я распоряжусь насчёт шлюпки.
— Да, да, с этим желательно поторопиться, — кивнул доктор. — Жаль, что я не подумал об этом раньше. Но я полагал, что мать не откажется его накормить…
— Бросьте, месье, — Жоржетта своей специфической фамильярностью слегка напоминала Галке Мамушку из "Унесённых ветром" — знает своё место, но всегда остаётся при собственном мнении. — Уж я-то на своём веку повидала. Лучше хорошая мачеха, чем плохая мать, поверьте. А эта, — кивок в сторону голландки, — дура набитая — прости, Господи — и другим своим детям будет хуже всякой мачехи.
"Не в бровь, а в глаз, — пока ребёнка купали и пеленали, Галка то и дело косилась на голландку. — А если пацан в неё удался, будет мне головная боль на всю жизнь. Но… я не этого боюсь. А того, что горе- мамаша может передумать".
Мамаша не передумала. Едва только доктор позволил ей покидать каюту, заявила, что собирается вернуться домой. Без сына. Которого, к слову, со дня его рождения даже не видела. И Галка, понимая, что никакие уговоры не подействуют, молча положила перед ней лист бумаги и перо. Слова словами, а лишняя страховка не помешает. Да и для голландки это было последним испытанием, намёком, что ещё возможен возврат. Но… Аннеке Бонт в присутствии трёх свидетелей написала отказ от сына, забрала шкатулку с драгоценностями — с теми самыми, которые дарил ей ненавистный пират — и была такова.
— Скатертью дорожка, — пробурчала себе под нос Галка, наблюдая, как голландка спускается по штормтрапу в шлюпку.
— Не суди её так строго, Эли, — сказал Джеймс. — Если бы ты знала, как сурово относится к внебрачным детям протестантская церковь, то поступок этой женщины не показался бы тебе таким чудовищным.
— Значит, она отказалась от ребёнка — своего ребёнка! — лишь бы её дома не поставили в угол? — криво усмехнулась Галка. — На её месте я бы послала всех к чёрту, но малого бы никому не отдала.
— То ты, — Эшби заглянул ей в глаза. — И вообще, я не уверен, что ты в принципе могла бы оказаться
— Ты как всегда прав, дорогой, — Галка потёрлась щекой о его плечо. — Ну, раз так всё сложилось, и у нас теперь есть приёмный сын, то давай думать — где и как будем его содержать. Хотя бы по первому времени. Впереди крупное дельце, и я не хотела бы рисковать его жизнью. Поручить его Исабель?
— Возможно и так. С другой стороны, если у нас не получится… — задумался Джеймс. — Я не исключаю такой возможности, Эли. Так вот: если у нас не получится, то малыш на берегу будет в ещё большей опасности, чем у нас на борту.
— Значит, придётся возить его за собой, ничего не поделаешь…
— Эли, я не был так дружен с Требютором, но я сделаю всё возможное, чтобы его сын вырос достойным человеком. Маленький Джон…
— Жан, — лукаво улыбнулась Галка.
— Неважно, как мы будем его называть, дорогая, — в голосе Джеймса прорезалась ирония.
— Ага, — кивнула Галка. — Папа англичанин, мама русская, а сын француз. Ситуёвина — зашибись. Просто анекдот какой-то.
— Эли… — Джеймс изобразил нечто вроде стона отчаяния. — Я с ума сойду, если ты ещё и ребёнка научишь так выражаться.
— Да ладно тебе, Джек, — теперь Галка рассмеялась в голос. — У нас с тобой теперь будет разделение труда: ты будешь учить Жана хорошим манерам, а я — плохим. Что-нибудь из этого ему в жизни точно пригодится…
