своих платьев, и даже загадочный секретарь дона Альваро, Мартиньо, сохранявший сдержанно- отстранённый вид. Единственным человеком, который не оценил радушия настоящей испанской хозяйки, был Дуарте. Напившийся уже до положения риз, он, тем не менее, сел за стол вместе со всеми — но почти ничего не ел, а продолжал мрачно глушить один бокал за другим. Испанцы делали вид, что ничего не происходит. Мартиньо пропойцу игнорировал. Галка попыталась было отправить Жозе в его комнату, но потом плюнула — пусть будет на глазах, хоть никаких дров не наломает. Сама Галка, несмотря на все старания хозяев поддерживать светскую беседу, в которой оживлённо участвовал Джеймс, тоже чувствовала себя несколько подавленно. Наблюдая за тем, как её муж свободно беседует с доньей Мерседес, не забывая хвалить её умение вести хозяйство, и успевает отвечать на расспросы дона Альваро относительно пиратского быта, она задумывалась всё глубже и глубже, причём её мысли, на сей раз, были далеки и от многострадальной Картахены, и от Шаверни, и от Дуарте. Она думала о Джеймсе. Через некоторое время у Галки созрела и оформилась одна непривычная для неё мысль. После ужина мужчины, в составе дона Альваро, Эшби и Мартиньо, удалились в кабинет алькальда, чтобы выпить по бокалу хереса и побеседовать о мужских делах. Удивительно — даже у столь несхожих мужчин, как эти трое, немедленно нашлись темы для обсуждения! Дуарте неожиданно, словно одумавшись, попросил крепкого кофе, и теперь сосредоточенно его пил — ему принесли целый кофейник на серебряном подносе. А сама Галка, смущаясь, чего за ней обычно не водилось, подошла к донье Мерседес. Испанка благожелательно выслушала её небольшую просьбу, и обещала подготовить всё необходимое. С замиранием сердца, Галка отправилась в предоставленную им с Эшби комнату, попросив передать мужу, что она будет ждать его там.
Через полчаса, когда Джеймс вошёл в спальню, его ждал удивительнейший сюрприз. Небольшая, уютная комната, обставленная с большим изяществом и вкусом, была убрана цветами. Вазы, наполненные гибискусами, олеандрами, флёрдоранжем и розами помещались везде — на столе, на туалетном столике, на подоконнике и даже на полу, наводняя всё помещение тонкими летучими запахами. А там, где не было цветов — стояли свечи в многорожковых канделябрах, пламя которых, дробясь и умножаясь, сверкало в зеркалах и хрустальных бокалах. На столике ждали фрукты и белое вино в ведёрке со льдом, доставленным с гор — по меркам этих мест, немыслимая роскошь. И — самое главное — его ждала Алина. Такой Эшби не видел жену ещё никогда. Тонкий кружевной пеньюар (взятый напрокат у доньи Мерседес) облегал её хрупкую и сильную фигурку. Волосы, непривычно зачёсанные назад, блестели и завивались естественными кольцами. Галка сидела на кровати с ногами и чувствовала себя необычайно взволнованной. Она крутила на пальце обручальное кольцо и ощущала, что сердце её с каждым ударом словно куда-то проваливается. Понравится ли Джеймсу такой её новый облик?
Ха! Ещё бы! Эшби стоял на пороге, понимая, что губы его сами собой расплываются в улыбке. Перед ним, действительно, находилась совершенно новая Эли! Это был не маскарад, как в Сан-Хуане, когда она только и ждала мгновения, чтобы скинуть с себя все эти ненавистные дамские штучки. Это была не необходимость, как в день свадьбы, когда Алину отказывались венчать в мужском костюме. На сей раз — это был её собственный выбор. Джеймс медленно, словно боясь спугнуть видение, пошёл к ней и осторожно присел рядом, на батистовые простыни. Галка смутилась, как невеста. Тихонько Эшби наклонился к ней и коснулся лбом её виска, вдыхая аромат густых тёмных волос. Что это? Неужели духи? Духи, которыми она сроду не пользовалась, презирая абсолютно все женские ухищрения?
— Я не могу быть такой всю жизнь, Джек, — Галка ответила на вопрос, буквально витавший в воздухе. — Но иногда…
Она покраснела так, будто они не были женаты уже два года.
— Боже мой, Алина! — прошептал Джеймс, — Какое счастье ты даришь мне сегодня! Отдых от всех тревог… — поцелуй, — Любовь… — ещё один поцелуй, — Нежность…
А потом он вдруг судорожно стиснул её в объятьях, прижимая к себе, словно боясь потерять. Она отвечала на его поцелуи, обнимая мужа горячими руками. Забытая бутылка вина печально стукнулась о край серебряного ведёрка, и хрустальные бокалы жалобно зазвенели…
А проходивший по коридору Дуарте, путь которого, на беду, пролегал мимо их двери, всё это слышал. И его воображение, воспалённое алкоголем, ревностью и ненавистью, дорисовало остальное в таких красках, что, войдя в свою комнату он некоторое время в ярости метался по ней, круша и ломая всё, что попадалось под руку. Чашки, кофейник, поднос, книги, подушки — всё летело в угол.
"Не он, а я должен был быть сейчас с ней! Не он, а я!!!"
Рыча, Жозе повалился на кровать. В душе у него всё клокотало. Ему хотелось только одного: немедленно умереть.
9
— Месье, к вам посетитель.
— Что? Ко мне?
Влад оторвался от бумаг, которыми завалил его д'Ожерон, и недоумённо поднял голову. Кому это он мог так понадобиться? Уже вечерело. Галка скинула ему все данные о полученных на сегодня выкупах, снабдив это ехидным комментарием: "Ты у нас экономист, вот и разбирайся с цифрами". Ага, а цифры эти писала курица лапой. В темноте. Без очков. Вернее — целый курятник по очереди. И всё это — на отдельных листочках разного размера. Счастье, когда в этой мешанине попадались чёткие, мелкие цифры, написанные рукой Эшби или размашистые записи самой Галки. Вот если почерк Билли, Требютора или Жерома — то хоть святых выноси. Влад уже составил примерный баланс для сестрицы, хоть один груз с плеч. А теперь он писал чистовой отчёт для адмирала.
Матрос с «Экюеля», дежуривший в доме, продолжал нерешительно мяться в дверях. Он до сих пор не знал, как ему лучше обращаться к новому помощнику капитана. Всё ж таки, офицер, хоть и бывший пират. Но явно из благородных, и образованный к тому же. Не на «ты» же к нему обращаться? Не по имени? Но и "господин второй помощник" или "господин офицер" — это слишком много чести. Так что матрос благоразумно избрал нейтральное "месье".
— Кого это принесло? — Влад потянулся, разминая закостеневшую спину? — А это точно ко мне?
— Ага, именно к вам, — подтвердил матрос и неожиданно хихикнул, — Очень просили принять, несмотря на поздний час.
Он опять неудержимо прыснул, и Влад нахмурился — с чего это такая неуместная весёлость?
— Ладно, проси, — хмыкнул он, вставая с кресла, — Посмотрим, что это за срочность.
Это, наверняка, были люди не от Галки — пираты бы вошли сразу, не разводя церемоний. Может, кто из французов? От Шаверни? Ничего, разберёмся. Влад надел, на всякий случай, новый голубой камзол — мало ли, кого там принесло, — и быстро оглядел своё временное жилище, выделенное ему губернатором. Просторная комната, с большим окном и настоящей кроватью под изумрудным балдахином из тиснёного бархата. Массивный лаковый стол китайской работы. Стены, обитые штофными обоями того же оттенка, что и балдахин, и вся обивка мебели. Богатая комната. Влад давным-давно отвык от подобной роскоши. Теперь он был и рад вспомнить на какое-то время свои былые привычки, и чувствовал почти ностальгическую грусть, погружаясь в атмосферу уюта, надёжности и достатка, которыми был окружён с детства. Пусть
За окнами полыхал багрово-рыжий закат — большая редкость в этих широтах, где солнце садится быстро, словно ныряя за горизонт, и не балуя красотой вечерней зари. Но сегодня к вечеру собрались высокие слоистые облака, и теперь их золотисто подсвечивали последние уходящие лучи. Как бы погода не испортилась к завтрашнему дню! Впрочем, облака эти были небольшими и редкими, зато очень красиво светились на фоне нежно-фиолетового неба, стремительно темневшего, прямо на глазах. Действительно, было уже поздно — и ужинать пора, да и свечи нужно зажигать. Ладно, сначала разберёмся с посетителем. Где он, кстати?
Не успел Влад решить, как ему больше подобает встретить нежданного визитёра, как дверь бесшумно отворилась, и в комнату проскользнула невысокая фигура в длинном плаще и низко надвинутом на лицо капюшоне. Влад опешил от неожиданности. Это была дама.
