качнула головой, — не нужно продолжать. Я — на своём месте. Пусть всё останется как есть.
— Такое положение вещей не может сохраняться долго, мадам, — с видимым сожалением произнёс вельможа. — И вы это понимаете не хуже меня, так что пространные объяснения действительно излишни. Рано или поздно вы станете костью в горле Франции, и тогда я не смогу поручиться за вашу дальнейшую судьбу… Подумайте, мадам. Вы ведь не разбойница. Вы образованная дама, у вас блестящий, неординарный ум. На государственном или военном поприще вы можете сделать головокружительную карьеру — стоит вам только захотеть. Никто не посмеет заявить, что эта стезя не для такой незаурядной женщины. Не потребуется даже моя протекция, которую я поначалу готов был вам предложить. Зачем вам водиться с этим сбродом? Вы предназначены стоять на вершине, а они? Они же как псы, дерутся за кости со стола высших. Ваша судьба…
— Моя судьба — это моя забота, адмирал, — сухо ответила Галка. — Я сама выбираю, с кем мне лучше водиться и что при этом делать. Я слишком многое отдала за это право — выбирать свой путь. Так что… отстаньте от меня со свои Версалем, ладно? Там и без меня балагана хватает.
— Как пожелаете, — таким же сухим канцелярским тоном произнёс в ответ де Шаверни.
Беседа явно не удалась. Версалец был зол и на женщину — за то, что не поддалась на уговоры — и на себя — потому что избрал неверную тактику. Нужно было действовать так, как в Фор-де-Франс: взять в заложники несколько её разбойников, а там уже говорить. Но второй раз эта уловка может не пройти. Она уже показала, что способна быть жестокой и к своим людям, и к самой себе. Ведь тот арестованный капитан, который дожидается суда команды — странные у этих пиратов законы, честное слово — один из её лучших друзей…
Что ж, она выбрала свою судьбу. Теперь пусть не сетует.
А Галка тем временем отправилась в порт. Несколько её кораблей нуждались в кренговании и мелком ремонте, нужно было распорядиться насчёт того, какие корабли следует вытаскивать на берег в первую очередь, а какие могут потерпеть денёк-другой. Нужно было проверить, что там у Джеймса, Влада и Жерома насчёт сбора «дани» с покорённого города. Нужно было пополнить запас воды на «Гардарике», вчера утром бросившей якорь в бухте. О продовольствии пока речь не шла: в городе его и так мало. Нужно было сделать ещё много чего, но в первую очередь — кое-что сказать Дуарте. Вчера при братве она этого не сказала. Не смогла бы. Но Жозе должен знать,
"Чёртов иберийский характер, — мрачно думала Галка, поднимаясь на борт «Гардарики», в трюме которой и содержали арестованного Дуарте. — Своя рубашка ближе к телу, и это ещё мягко сказано… Каким, спрашивается, местом он думал, когда затевал эту глупость? Ведь дурак же, форменный дурак, да ещё и эгоист чёртов. Тут Билли прав на все двести…"
В трюме «Гардарики» и правда было куда чище, чем на палубах иных кораблей. Здесь капитан Спарроу не слишком усердствовала, но "планка стандартов" на флагмане Тортуги была поднята высоко, и парни старались не ударить в грязь лицом. Наняться на этот красно-белый красавец галеон считалось огромным везением. Всё-таки у Воробушка и удача в кармане, и призы богатые, и братвой она в бою дорожит, и мора на её кораблях уже давненько не видывали, даже несмотря на неизбежных крыс в трюме. И флибустьеры ради чести служить такому капитану готовы были драить корабль хоть с утра до ночи. Так что Дуарте не чувствовал никакого физического дискомфорта, если не считать обязательных в таких случаях цепей. Но что творилось в его душе… Галка знала его давно. С того самого дня, когда «Орфей» бросил якорь в бухточке необитаемого островка, на который судьба забросила её с Владиком. Когда-то она была тайком в него влюблена, и случалось, едва не выла от отчаяния, что не может себе позволить быть с ним вместе. Даже просто признаться ему. Стремление непременно стать капитаном оказалось сильнее чувства. И чувство со временем прошло, как проходит болезнь. Осталась лишь дружба.
Ей этого было достаточно. Жозе, судя по всему — нет.
Португалец хмуро смотрел на неё, спускавшуюся по лесенке.
— Пришла наставлять меня на путь истинный? — хмыкнул он.
— Нет, — ровным, ничего не выражающим голосом проговорила Галка, присаживаясь на какой-то ящик. — Надо поговорить по душам, а вчера это было несколько затруднительно.
— Скажи Билли, что я на него не в обиде.
— Он знает.
— Тогда мне больше нечего говорить, — Дуарте упрямо мотнул головой и уставился себе под ноги.
— Зато мне есть что сказать, — негромко проговорила Галка.
— Ты вчера уже сказала всё, что я должен был услышать. И больше мне знать нечего.
— А ты всё-таки послушай. Вдруг что-то интересным покажется, — в голосе женщины почувствовались стальные нотки. — Знаешь, почему я согласилась пойти в эту чёртову Картахену? Неужели ты думаешь, только ради богатой добычи?… У меня есть мечта, Жозе. Пока не буду говорить, какая, чтоб не сглазить, но она есть. И это не только моя мечта. Я знаю многих парней, которые всё бы отдали за то, чтобы она стала реальностью. А теперь… Понимаешь, Жозе, теперь, чтобы осуществить эту мечту, я должна убить своего друга. Тебя… Ты нарушил приказ, а я не могу делать исключений ни для кого, иначе… Да ты и сам не вчера родился, всё понимаешь…
Дуарте в изумлении смотрел на неё… и только сейчас до него дошло, что случилось
— Что же ты теперь сделаешь, Воробушек? — тихо спросил он.
— Я убью тебя, Жозе, — едва слышно проговорила Галка.
— Ну… другого я и не ждал, — Дуарте как будто облегчённо вздохнул. Всё-таки что-то определённое. — Тогда хоть поцелуй на прощанье.
Галка печально улыбнулась, и он без слов понял: снова отказ.
— Когда-то я бы полжизни положила за то, чтобы поцеловать тебя, — произнесла она. — Но ты опоздал года на три. А я не стала ждать, когда ты наконец поймёшь, что меня уже никому не переделать, и пошла за того, кто это понимал. А теперь… Я люблю его, Жозе. Может быть, не так, как любила бы тебя, но люблю. И это ты тоже изменить не можешь.
Не дождавшись ответа, Галка вернулась к лесенке. Вахтенный наверху подал ей руку и закрыл за ней решётчатую крышку.
"Господи, прости и помилуй меня, грешную… А не простишь — так поспеши с правосудием…"
13
Мир был чёрно белым. Так, по крайней мере, показалось Галке, когда она возвращалась в порт.
"Стоит ли эта мечта жизни моего друга?"
Ещё пять минут назад она, глядя Жозе в глаза, выносила ему приговор. А сейчас уже почти готова отказаться от задуманного. Гори оно всё синим пламенем…
"Ладно бы, если бы это только меня касалось. Но как же те, кто в меня поверил? Получается, и я обману их, как обманывали все прочие?"
Одним словом, Галке было сейчас удивительно хреново. До такой степени, что даже матросы-гребцы заметили: с капитаном что-то неладно. Спросить её напрямую? Правила на «Гардарике» этого не запрещали, но матросы-то знали своего капитана как облупленную. Состроит невесёлую усмешку и скажет: "Да всё в порядке, братва, выкручусь". Потому они молча довезли её до пирса и оставили в покое.
Ага, в покое… Как бы не так.
Этьен нашёл Галку у казармы, где она переговорила с испанскими офицерами на предмет покинуть город. Испанцы настаивали на почётном варианте — выйти с оружием и знамёнами. Галка вовсе даже не
