- Воевать и так некому, - отмахнулся я, поморщившись от боли в левой руке.
Шеренга прикрывавших нас гренадер стремительно таяла. Немцы наседали на нас и британцев, мстя за первые минуты страха. И я понял, что загубил солдат. Мой маневр оказался ошибкой. Нельзя было выводить гренадер из посольства, а уж кидаться с взводом на полк серых, и вовсе верх глупости. Подвела меня удача, о которой столько толковал Ахромеев.
Я встал на своё место в шеренге и вновь вступил в бой. Поначалу морщась от боли в руке и рёбрах, но с каждой секундой всё больше втягиваясь в сражение и забывая обо всём, кроме врага. А врагов надо убивать.
Когда на крышах и в окнах домов, окружавших нас, появились мушкетные стволы, не знаю. Не знаю я, и сколько их было, но точно немало. Они дали залп по немцам. Один, другой, третий. Серые падали, сражённые градом пуль. Свинец косил их, буквально, в паре шагов от нас. Вот тут немцы не выдержали, и отступили. Остатки полка разбились на отдельные роты, и отошли в переулке. В полном, надо сказать, порядке отошли, но там их встретили ураганным огнём из окон и с крыш. В узком пространстве они оказались смертельно уязвимы. Никто из серых не ушёл.
- Who give orders where? - раздался знакомый голос. - Captain Suvorov?
- C'est Гa! - ответил я. - Капитан Суворов, сэр Артур.
Ко мне, переступая через трупы своих и чужих солдат, подошёл сэр Артур Уэлсли с окровавленной саблей в руке.
- Давно я не дрался сам, - мрачно сказал он. - С самой Индии. И скажу вам, капитан, не испытываю от этого ни малейшего удовольствия, не в пример многим молодым офицерам. Какими судьбами вы здесь?
- Не умею сидеть за стенами, когда людей режут, как скот, - ответил я.
- Goddammit! - усмехнулся сэр Артур. - Сказал бы кто, что я обрадуюсь русским солдатам в Лондоне, велел бы выпороть наглеца. Кем бы он ни был! Вы спасли нас.
- Нас, скорее, спасли ваши "чарли", - покачал головой я. Говорить становилось всё больней, видимо, рёбра мне прикладом повредили изрядно, несколько сломано, точно.
- От них иногда бывает толк, - кивнул сэр Артур, - но только при таком численном преимуществе и партизанской тактике. Надо прорываться в Гринвич. Там расположен Лондонский экипаж и казармы морской пехоты. Они, конечно, ещё большие мерзавцы, чем простые красномундирники, но вояки отменные. На них сейчас вся надежда.
- Отчего же? - удивился я. - А прочие полки гарнизона?
- Это, - сэр Артур махнул рукой за спину, где стоял батальон, которым он командовал, - быть может, всё, что от него осталось. Нас предали, капитан. Змея предательства засела в самом сердце Британии. Вы видели, как они шли над городом, как по родному небу. И ни одна зенитная пушка, goddammit, не выстрелила. Я был там со своими людьми, артиллеристы мертвы, а пушки испорчены. Безнадёжно! Дирижабли прошлись над казармами гарнизона и разбомбили их к чёртовой матери. Тысячи солдат даже проснуться не успели! Только Гринвич обошли. Опасаются наших дредноутов. Их паровые пушки могли изрядно повредить этим чёртовым дирижаблям. Поэтому и Экипаж цел остался. Гринвич, Суворов, Гринвич, наша последняя надежда!
- Значит, в Гринвич, сэр Артур, - кивнул я. - Командуйте, я и мой взвод в вашем распоряжении.
- Станете, как и положено гренадерам, на правом фланге, - приказал он. - Вместе с солдатами капитана Мак-Бри. У меня за гренадер шотландцы.
- Мак-Бри? - удивился я. - Вот так удача! Он едва не прикончил меня под Бургосом.
- Тогда вы быстро найдёте общий язык, - усмехнулся Уэлсли.
Мы выстроили солдат в колонну, и повели по улицам к портовому Гринвичу. Подойдя к шотландцам Мак-Бри, я сердечно приветствовал их командира. Коренастый офицер горец крепко пожал мне руку, снова покосился на палаш, однако заговаривать о нём не стал.
- Останемся живы, Мак-Бри, - сказал ему я, - и я отправлюсь вместе с вами в Гленмор, или как его там, и отдам его вашим родственникам.
- Ну, тогда, - усмехнулся капитан, - я стану беречь тебя, как зеницу ока. Шотландский баскетсворд не должен достаться этим, - он произнёс несколько фраз по-гэльски, - немцам.
- Вот и договорились, - кивнул я, несколько повеселев, что, в общем-то, не соответствовало обстановке разверзшегося ада вокруг нас.
Мы уходили от района боевых действий, оставляя Лондон на растерзание озверевшим немцам. Но сейчас иначе было нельзя. Объединившись с матросами Экипажа и морской пехотой, мы станем представлять реальную силу, которая есть что противопоставить серым солдатам. "Чарли", больше не казавшиеся мне такими уж смешными, и простые лондонцы, расстрелявшие немецкий полк снова рассеялись по улицам, чтобы атаковать врага там, где он не ждал нападения.
Мы шагали через ад горящего Лондона. Во тьме, накрывшей город, никто и не заметил, как над нашими головами возникли дирижабли. Выдал их всё то же гудение, от которого уже зубы болели. К нему настолько привыкли, что и внимания обращать перестали. Не заметили мы и усиления этого шума. Смотрели все по сторонам, выискивая противника на земле, а не в небе. И лишь когда нам, буквально, на головы посыпались бомбы, все разом задрали головы.
- На Гринвич идут! - крикнул мне Мак-Бри. - Только поздно! Тут они ошиблись! - Он явно повеселел.
- Почему?! - перекрикивая гул дирижаблей и близкие взрывы бомб, спросил я у него.
- Команды кораблей нашего рейда, - ответил Мак-Бри, - успели подготовить их к бою! Их паровые пушки дадут сегодня жару!
- А вы не забыли о судьбе ваших зенитных пушек?! - поинтересовался я. - Предатели могли проникнуть и на корабли.
- Исключено! - покачал головой Мак-Бри. - Там матросы гвардейского экипажа. Если предатели есть и среди них, то я просто не знаю, где их нет.
- Предатели есть везде, Мак-Бри, - сказал ему генерал Уэлсли, шагавший рядом со следующей шеренгой солдат и отлично слышавший наш разговор.
Он хотел сказать ещё что-то, но тут снова посыпались бомбы. Мы перестали слышать друг друга. Бомбы падали рядом с нами, от взрывов закладывало уши. Одна упала особенно близко. Взрывом раскидало моих гренадер и шотландцев. Меня отшвырнуло на несколько шагов, спиной пробил витрину какого-то дома, осколки его изорвали мундир в клочья, а после сверху рухнули какие-то балки, придавив меня к деревянному полу магазина. Я слышал, как по магазину ходят солдаты, выкрикивая моё имя по-русски и по-французски, но отозваться не мог. Из-за боли в сломанных рёбрах, каждый вдох становился подлинным мучением, казалось, в грудь вливается не воздух, а раскалённое пламя. Солдаты походили какое-то время, и ушли, не найдя меня под развалинами или сочтя мёртвым. И я остался лежать и ждать медленной и мучительной смерти.
Не знаю, сколько я пролежал под развалинами магазина. Ей-богу, смог бы дотянуться до пистолетов, покоящихся в поясной кобуре, пустил бы себе пулю в лоб. Однако сделать это не было никакой возможности, и я лежал, страдая от боли в руке и рёбрах.
Наверное, я потерял сознание и умер бы в этом спасительном забытьи, если бы меня не привела в себя новая вспышка боли. Я захрипел и дёрнулся. Шевелиться стало легче. Верней, я в принципе смог шевелиться. Кто-то старательно разбирал завал надо мной. Я уж было обрадовался, и улыбнулся, не смотря на боль во всём теле. Не бросили меня гренадеры, вернулись за командиром! Каково же было моё разочарование, когда вместо зелёных мундиров и гренадерских шапок, увидел серые мундиры странного покроя и стальные каски. Из-под завала меня освобождали немцы. И руководил ими знакомый мне гигант в плаще и кепи. Гауптман Вольф.
Я взвыл от боли и разочарования. Тело дёрнулось в конвульсии, и я сильно ударился затылком об пол магазина. И снова потерял сознание.
- Приведите его в себя, - это было первое, что я услышал, когда мрак в голове немного рассеялся. - Скорее. Я хочу поговорить с ним.
Голос был смутно знаком мне и говорил некто по-немецки. Я почувствовал острую боль в правом
