был, наоборот, изрядно весел и постоянно пытался завязать разговор со мной. Я поначалу никак не реагировал на его реплики, отделываясь короткими фразами, однако вскоре дорога наскучила мне, и я решил, что беседа даже с не слишком приятным человеком, лучше молчания.
- Вот все вы считаете нас, Ecorcheurs, обдиралами, - говорил мне Жильбер, - но ведь по сути, всего лишь пугало для вражеских солдат. Вот вроде ваших казаков или иных иррегуляров.
- Они люди простые и зачастую с диким нравом, - ответил на это я, пользуясь тем, что никто из казаков французского не понимал, - но вы-то человек образованный, европейский.
- Одно, молодой человек, - покачал головой капитан, - другого не отменяет. Ваш царь и генералы используют казаков так же, как император и маршал Ней - нас. Мы - пугало для врага. Кошмарные Ecorcheurs и ужасные русские казаки! - Он весело рассмеялся. - Вы не заметили, юноша, что о нас и о казаках ходят почти одни и те же слухи. Мол, изверги, с людей шкуру живьём сдирают и одежду из неё шьют, детей едят на завтрак, девиц - на ужин.
Возразить на это мне было нечего. Кругом Жильбер оказывался прав. И всё равно, никак не мог я поставить рядом его и седоусого вахмистра.
До Капсукаса мы добрались через час. На сей раз, нас не тормозили пушки, а длинные дроги, в которых сидели связанные поляки, ничуть нашего движения не замедляли. Пара крепких коней, запряжённых в них, спокойно трусили по пыльной дороге и казак, исполнявший обязанности кучера мирно дремал на козлах. Идиллическая картина, вроде и войны никакой нет, и поляки деревень не вырезают.
Ни одна из наших лошадей не захромала, и мы продолжили путь, не задерживаясь в Капсукасе. В Вильно прибыли уже после заката. Не смотря на это, я тут же отправился в штаб армии. Мои дела ждать не могли. Поляков надо было разместить в городской тюрьме, да и доложить о прибытии французского дипломата следовало как можно быстрее. Если пленные гусары ещё могли переночевать в дрогах под открытым небом, то Бонапартов посланник - никак нет.
К моему удивлению, адъютант командующего армией, довольно молодой ротмистр в белом кирасирском мундире, лишь бросил взгляд на письмо и тут же проводил к генерал-лейтенанту. Несмотря на поздний час, Михаил Богданович Барклай де Толли работал с бумагами. Он осмотрел меня оценивающим взглядом и, кивком ответив на моё приветствие и представление, спросил:
- Поручик, отчего не по форме?
Я вспыхнул, хоть прикуривай, и принялся мысленно честить себя, на чём свет стоит. Это ж надо удумать такое, явиться к командующему армией с трофейным палашом, вместо уставной шпаги.
- Виноват, - только и смог выдавить я.
- Георгиевская лента на баскетсворде смотреться не будет, - скупо улыбнулся генерал-лейтенант и размашисто подписал представление майора Губанова, - придётся вместо неё дать вам крест.
Кажется, я покраснел ещё гуще, только что дым из ушей не повалил.
- Скажите, поручик, вы как в седле держитесь? - неожиданно спросил у меня Михаил Богданович. - Уверенно?
- Вполне, - ответил я, не совсем понимая, к чему это. И майор спрашивал вчера. Но там-то всё ясно.
- Из вас, юноша, - продолжил командующий, - вышел бы отличный драгунский офицер. Если верить этому рапорту майора Губанова, вы провели отличную операцию. Вам бы драгун вместо простых пехотинцев.
- Виноват, ваше превосходительство, - покачал я головой, - но драгуны давно перестали быть конной пехотой. Вряд ли, я смог бы провести подобную операцию с драгунами. Ведь конников очень сложно спустить с седла.
- Верно, - устало улыбнулся генерал-лейтенант. Он вынул из ящика стола шкатулку со Святым Георгием Победоносцем на крышке. - Подойдите ближе, поручик Суворов. Вы вполне оправдываете свою фамилию. - Михаил Богданович поднялся и прицепил мне на мундир крестик Георгия четвёртой степени. Я заметил, что на пальцах его осталась серая пыль, я слишком поспешно чистил мундир, перед тем как войти в здание штаба. - Как говорится в Уставе: "тот кто, лично предводительствуя войском, одержит над неприятелем, в значительных силах состоящим, полную победу, последствием которой будет совершенное его уничтожение", а также за "лично предводительствуя войском, возьмет крепость". Эти слова в полной мере относятся к вам, поручик Суворов.
- Служу Отечеству, ваше превосходительство, - гаркнул я.
- А теперь ступайте отдыхать, поручик, - отпустил меня генерал-лейтенант, - и скажите адъютанту, чтобы пригласил ко мне этого французского дипломата. Письмо, кстати, при вас?
- Так точно, - ответил я, извлекая из кожаной сумки письмо, вручённое мне майором Губановым. - И я хотел спросить ещё об одном, ваше превосходительство.
- Что такое? - спросил Михаил Богданович, забирая у меня письмо.
- Как быть с поляками, захваченными нами в Шодровичах?
- Сдайте их в гарнизонную гауптвахту. Вас туда проводит любой из офицеров.
Я поклонился генерал-лейтенанту и вышел из его кабинета. На пороге меня ждал адъютант в кирасирском мундире.
- Проводите к командующему француза, - сказал ему я и, подумав минуту, добавил: - И не могли бы вы сообщить, где найти офицера, что проводил меня до гарнизонной гауптвахты.
- Обратитесь к дежурному офицеру гарнизона, - бросил мне адъютант и быстрым шагом направился к выходу.
Я лишь скрипнул зубами ему вслед и отправился на поиски дежурного офицера гарнизона. Отыскал я его, по счастью, достаточно быстро. Не так и много было в ставке незапертых дверей по такому позднему времени. Он отрядил мне в помощь младшего унтера. Я представил его казакам, сообщив, что он проводит их на гауптвахту, куда надо сдать поляков.
Сменив уморившуюся лошадь на почтовой станции, я отправился обратно в Капсукас. Хоть я и устал после дня дороги, однако ночевать в Вильно было негде, а в Капсукасе стоял наш полк, на квартирах которого я и собирался провести ночь.
