- О, Господи, - произнёс Жозеф Бонапарт, заходя в усадьбу. - Это же кошмар. Подлинный ад на земле.
Хорошо ему говорить. Перед ним и трупы растащили, чтобы можно было войти нормально, и часть рогаток убрали с той же целью, и бинты, что фельдшера на просушку вывесили, приказали перевесить подальше - слишком уж неприятно пахнут, и даже солдат, валящихся с ног, выстроили в некое подобие почётного караула. Однако и в таком, прилизанном, как выразился поручик Ефимов, виде, усадьба бычий след производила удручающее впечатление. Любой вошедший, сразу понимал, что настоящий ад творился здесь во время боя.
- В этом горниле ковалась наша победа, - заметил маршал Журдан, - и люди тут дрались стальные.
- Решено, - хлопнул в ладоши Жозеф Бонапарт, но тут же вновь поднёс к лицу надушенный платок. Мы-то придышались той жуткой смесью, что заменяла в усадьбе воздух, а вот королю Испании от него мог и в обморок хлопнуться. Слишком уж ядрёной была эта смесь крови, пороховой гари и смерти, висевшая над Бычьим следом. - В честь победы под Сьюдад-Родриго я велю отлить медаль. Но для солдат и офицеров, оборонявших усадьбу Бычий след, будет отлита особая медаль. Это будет стальная медаль, на которой будет вычеканены фигуры русского и французского солдата, а также надпись: "Стальные люди ковали победу под Сьюдад-Родриго".
Красивый жест. Как бы то ни было, а Жозеф Бонапарт умеет расположить к себе людей. Этими медалями будут гордиться солдаты и офицеры, ведь их будет куда меньше чем обычных медалей за битву при Сьюдад-Родриго.
- А с этим что делать? - снова швырнул к моим ногам каптенармуса Роговцев, когда высокая комиссия, осматривающая поле боя, покинула усадьбу.
- Смотри-ка, жив, - мрачно усмехнулся я. - Верно говорят, что оно не тонет, видимо, и в огне не горит.
- Вашбродь, - затянул прежнюю песню тыловик, - не губи.
- Куда уж дальше губить-то, - рассмеялся я, - живи. И барахло своё, что детишкам припас оставь. Скинь в обозе. Но если ещё раз его в патронной телеге спрячешь, повешу, как собаку. Понял?
- Так точно, вашбродь! - вытянулся во фрунт каптенармус. - Вас понял! Разрешите идти?
- Проваливай, - не слишком уставной фразой ответил я.
- Зря вы его, вашбродь, живым отпустили, - проводил глазами почти бегущего каптенармуса Роговцев. - Вор ведь, каких не сыскать.
- Зато свой вор, - ответил я. - По крайней мере, ворованное в патронной телеге прятать не станет, побоится. Да и шустрый он, что веник. Я через него штуцера для стрелков достал. В общем, если его в руках держать, то вполне сгодится. Тем более, повесим этого, на его место нового вора пришлют. Не ворующий каптенармус, это просто восьмое чудо света.
- Восьмое что? - переспросил Роговцев.
- Когда будешь доучиваться, - отмахнулся я, - тебе объяснят. Если станешь доучиваться. Я обещал тебя после боя в портупей-прапорщики произвести, и слово своё держу. Как вернёмся в лагерь, подберите себе офицерский темляк.
- Слушаюсь, вашбродь!
- И перестань мне вашбродькать, - отмахнулся я. - Офицеры обращаются друг к другу по фамилии или по званию.
- Вас понял, - кивнул свежеиспечённый портупей-прапорщик.
Уэлсли снова не дал превратить поражение британцев в разгром. Измотанные битвой полки, в конце концов, отступили к Сьюдад-Родриго. Мы не успели замкнуть вокруг города кольцо осады, ночью он вывел из него всех солдат и скорым маршем направился на север, к Альмейде, и дальше, к португальской границе. Его жестокости, но весьма разумной, по отношению к солдатам можно было только позавидовать. Ведь пожалей он их, дай отдохнуть в Сьюдад-Родриго, и армия оказалась бы заперта в городе, отрезана от возможных подкреплений и снабжения. И оказалась бы на грани полного уничтожения.
А вот нам, не смотря на настоятельные требования маршала Журдана и генерал-лейтенанта Барклая де Толли, Жозеф Бонапарт дал три дня отдыха. Как бы ни приятно было отдохнуть и привести себя и своих солдат в порядок, однако постоянно глодала меня одна мысль. Мы тут отдыхаем, а британцы уходят к португальской границе. Интересно, перейдём ли мы её, или останемся в Испании? Разговоры в изрядно поредевшем офицерском собрании свелись, в основном, к этой теме.
- Португалия - союзник Британии, - настаивал капитан Антоненко, - а значит, наш враг и потому, мы имеем полное право перейти её границу
- Отнюдь, - покачал головой я. - Конечно, французы такое право имеют, а вот мы, нет.
- Отчего же? - удивился Антоненко.
- Суворов прав, - поддержал меня майор Губанов. - Нас сюда направили в помощь королю Жозефу Бонапарту для того, чтобы изгнать британцев из Испании. Так значилось в официальной просьбе Наполеона Бонапарта к нашему Государю. Уэлсли из Испании ушёл, так что служба наша окончена.
- Это чистая формальность, - отмахнулся подполковник Версензе. - Мы должны продолжить поход и изгнать британцев с Пиренейского полуострова.
- Для чего это нам? - спросил у него майор Губанов.
- Это выполнение союзнического долга перед Францией, - высказал своё мнение полковник Браун. - Вы забываете об этом, господин Губанов.
- На самом деле, - усмехнулся майор Губанов, - это называется таскать каштаны из огня чужими руками.
- Я хоть и в первом поколении русский, - заметил полковник Браун, - однако язык, ставший мне родным с детства, я знаю отлично. Но всё равно, спасибо за урок.
- Суть от этого не меняется, - ничуть не задетый неприкрытым ехидством полковника, сказал Губанов. - Мы вот уже почти год воюем за чужие интересы по всей Европе.
- Уж не вы ли, майор, распространяете подобные слухи среди солдат, а, майор? - поинтересовался у него подполковник Версензе.
- Ваше счастье, подполковник, - ледяным тоном произнёс Губанов, - что вы были ранены в битве. - Версензе получил пулю в правое предплечье, однако командовать своим батальоном не перестал и сражался весь бой, не смотря на рану. - Иначе я бы вызвал вас за такие слова, при всех, не смотря ни на какую войну.
- Успокойтесь, майор, - осадил его полковник Браун, - и вы, подполковник, аккуратней со словами. Оскорблять друг друга офицера моего полка не должны ни при каких обстоятельствах. И вообще, какой пример вы показываете нашей молодёжи?
Молодёжь, представленная двумя портупей-прапорщиками, Роговцевым и Турчаниновым, первый из которых было весьма условной молодёжью, сидела в палатке тише воды, и оба, похоже, были не рады тому, что на них обратили внимание. Не освоившийся ещё в офицерском звании Роговцев, вообще, стеснялся
