– Кресло пониже? Или сглотнуть хочешь? – спросил Виктор.
– Хр-хы, – ответил сын. Он начал вставать, отмахиваясь от рук Виктора.
– Еще две минуты, и я тебя отпущу, – пообещал доктор.
Вася начал биться в конвульсиях.
В этот момент в кабинет зашла медсестра. Посмотрела на нас с Виктором и кинулась к Васе. Одним движением она сорвала с него медицинскую маску, которую Виктор любит надевать пациентам на глаза – чтобы не брызгалось, когда он снимает налет.
– Он же у вас чуть не задохнулся, – сказала нам медсестра.
Василий шумно начал втягивать воздух. Оказалось, что маска сползла ему на нос, и дышать ему было почти нечем.
– Чего не сказал-то? – удивился Виктор.
– Герасим… – ответил сын.
– Кто? – не понял доктор и посмотрел на меня.
– Это Вася у нас так шутит. Они «Му-му» в школе проходят, – объяснила я.
– Какие уж тут шутки! – проговорил Вася, сползая с кресла.
Вне зоны доступа, или Лагерное детство. Как отпустить ребенка в поездку одного?
Я всегда была очень тревожной мамой и отдавала себе в этом отчет. То есть головой я понимала, что моему сыну рано или поздно придется оторваться от моей юбки, но сердце кричало: «Нет! Ни за что!» Когда Васе было шесть лет, я решила отправить его в спортивный лагерь, чтобы мальчик почувствовал себя в коллективе, подготовился к школе. Лагерь нашелся быстро, тренеры были замечательные – умные, внимательные, но, в сущности, дети: по двадцать лет. В лагерь мы поехали вместе – я напросилась на роль вожатой и честно отработала смену.
На следующее лето я клятвенно пообещала себе, что отпущу сына одного. Пусть ему будет непросто, но пережить это надо, говорил мой разум. «Кому надо?» – кричало сердце. Буквально перед отъездом я узнала, что в лагерь едут еще три мамы – будут жить по соседству, чтобы не мешать детям социализироваться. И конечно же, я оказалась четвертой. Мы не мешали детям, как могли – и своим, и чужим. Мы были всеобщими мамами. Подкармливали, следили из-за кустов, стирали белье, переодевали.
Еще один раз я ездила вожатой и один раз помощником повара. Господи, как вспомню эти ведра макарон и супы в кастрюлях размером с котел, так плохо становится. Вожатой ездить лучше – я возвращалась похудевшая на десять килограммов и с хорошо поставленным голосом. После вахты на лагерной кухне я приехала с перебинтованными от порезов руками. Степень моей тревожности не уменьшалась, а только возрастала. Вася уже смирился. Муж был даже рад – так было спокойнее.
И мне было спокойнее, потому что я знала лагерную жизнь изнутри.
До сих пор вспоминаю девочку-вожатую. Она была чудесной, милой, доброй, детей любила до дрожи. Ей едва исполнилось девятнадцать.
– Катечка, а если что-то случится? Тебе не страшно брать на себя ответственность? – спросила я.
– Ничего не случится, с Божьей помощью. – Катечка оказалась глубоко верующей девушкой, которая была убеждена, что если помолиться, то ничего страшного не произойдет. – Вот Господь мне вас послал.
Я смотрела на нее, раскрыв рот. Она кротко улыбалась. И я понимала, что теперь буду нести ответственность не только за своего сына, но и за остальных пятнадцать детей, да еще и за Катечку – меня об этом просила ее мама:
– Приглядите там за ней, – и перекрестила меня на дорогу.
А другую вожатую я потеряла на третий день. Девчушка влюбилась в местного жителя и ушла к нему в светлое будущее. Если бы девушке было тридцать лет, я бы только вздохнула с облегчением, но ей было двадцать, и я переживала. Телефон ее молчал. Через два дня вожатая появилась, заплаканная, нечесаная. Любовь оказалась, естественно, несчастной. Парень ее обманул в самых лучших ожиданиях – оказался женатым. И до конца смены я ее искала по всем углам – то она закрывалась в ванной и рыдала, то уходила в подсобку и плакала в телефон, то запиралась в комнате и не открывала дверь. На детей она могла реагировать только всхлипами и слезами – ведь она так мечтала о ребенке! В какой-то момент я собиралась купить ей билет на самолет и отправить ближайшим рейсом. Но девушка все еще надеялась на чудо, только ей ведомо, какое именно. Мне было важно привезти ее домой, на родину, живой и здоровой. А ведь она упиралась – собиралась остаться и ждать не пойми чего. То есть понятно чего – счастья и любви до гроба.
Была еще одна девица. Не дура совсем: неглупая, образованная, могла любого подростка уболтать, заинтересовать. Только находила себе приключения на одно место. Мы ее теряли по вечерам. Но ближе к обеду следующего дня она возвращалась как ни в чем не бывало. Дома ее при этом ждал жених – умный парень, то ли физик, то ли химик. А ей хотелось настоящего, простого и временного! Вот и искала.
Мне нравились эти девочки, но своего ребенка я бы им не доверила даже на сутки. Им самим нужна была вожатая – разговаривать, успокаивать, следить, чтобы чего не натворили. Дети – это колоссальная ответственность, а девочки этого не могли понять в силу возраста и отсутствия опыта и страха – родительского страха, который приходит только после родов.
Я все школьные годы провела в лагерях и не хотела, чтобы у моих детей был такой же
