дверная ручка вдруг щелкнула и начала медленно поворачиваться. Но кто бы ни был с той стороны двери, он не вошел. Дэйзи так и просидела до утра, не в силах пошевелиться, не отрывая взгляда от металлического блика на ручке.
И ведь никому не пожалуешься! Служанки разбежались. Мистер Эштон все дни проводит в своем кабинете – говорят, пишет серьезную историческую книгу. Его жена смотрит на Дэйзи как на пустое место. А секретарь Кельвин то и дело в разъездах, собирает материал для сэра Генри.
Еще остается миссис Норидж, но она сухарь сухарем. Удивительно, отчего маленькая Лилиан держится возле нее как приклеенная.
Про Шарлотту Пирс и говорить нечего. У Дэйзи каждый раз мурашки по коже, как завидит вдову. Одно хорошо было в их мрачном поместье – розы, растущие вдоль дорожки. Так миссис Пирс истребила их все! Обезглавила каждый цветок садовыми ножницами, ни одного не пропустила. Теперь торчат из земли сиротливо голые прутики.
Кухарка еще раз выглянула в окно и вздрогнула: возле изгороди, где минуту назад сидела ворона, теперь стояла Шарлотта Пирс.
– Лили, вы невнимательны сегодня, – заметила миссис Норидж.
Они с девочкой сидели над картой мира (Эмма Норидж считала необходимым давать детям представление о других странах). Но Лилиан, обычно увлеченно занимавшаяся географией, была сонной и вялой.
– И в мяч вы играли небрежно. Что-то случилось?
– Я плохо спала этой ночью.
Миссис Норидж внимательно взглянула на девочку.
То, что при первой встрече она приняла за враждебность, на поверку оказалось страхом. Дочь сэра Генри отчего-то боялась ее.
Лилиан вжималась в стену при виде гувернантки. Лилиан готова была сорваться и убежать во время занятий, стоило миссис Норидж сделать резкий жест. Она напоминала щенка, которого часто били.
Это было тем более необъяснимо, что никто никогда и пальцем не трогал Лилиан Эштон.
Там, где другая женщина стала бы действовать лаской и добротой, Эмма Норидж осталась верна себе. Она была строга и требовательна, она нагружала воспитанницу сверх меры и неукоснительно требовала выполнения заданий.
Лилиан выглядела слабенькой, и гувернантка заставляла ее играть в мяч и бегать наперегонки. Лилиан могла часами просиживать у окна, и миссис Норидж принесла ей блокнот для эскизов, требуя ежедневного пейзажного наброска.
Дэйзи, считавшая гувернантку бездушным сухарем, была бы удивлена тем, как быстро эти меры принесли плоды. До дружбы было еще далеко, но тонкая ниточка доверия уже протянулась от воспитанницы к наставнице.
Миссис Норидж свернула карту.
– Отчего же вы плохо спали, мисс Эштон?
– Мне мешали звуки из галереи.
– Вы же знаете, это сквозняки.
– Нет, – возразила побледневшая Лилиан, – не сквозняки! Я помню наизусть все голоса ветра. Этот голос другой. Как будто…
– Как будто что? – мягко спросила гувернантка, видя, что девочка замолчала.
Но Лилиан посмотрела на нее со страданием во взгляде и покачала головой.
– Если я скажу, – прошептала она, – вы тоже…
– Тоже что?
– Тоже сойдете с ума! – выпалила Лилиан Эштон и убежала.
На следующее утро, еще до завтрака, миссис Норидж вошла на кухню.
В эту минуту Дэйзи Фишер доставала из духовки сковородку с пирогом. Не замечая остановившуюся в дверях гувернантку, она понесла ее к разделочному столу.
Дождавшись, когда кухарка приблизится, миссис Норидж без предисловия спросила:
– От чего может защитить нас невинное создание?
Как она и ожидала, кухарка тотчас разжала руки. К счастью для проголодавшегося семейства Эштонов, сковорода упала на стол, и пирог остался цел.
– Господи, миссис Норидж! Разве так можно пугать людей!
Дэйзи схватила стеклянный кувшинчик с морсом, спрятанный в углу на подоконнике, и нервно отхлебнула из него.
– Даже доброго утра не пожелаете! – плаксиво укорила она, утирая губы.
Эмма Норидж прекрасно знала, что в ответ на пожелание доброго утра кухарка имеет обыкновение перечислять причины, почему именно это утро не задалось, и остановить поток ее жалоб весьма затруднительно.
– Хотела застать вас врасплох, – невозмутимо ответила она.
– У вас получилось! Чуть сердечко мое бедное не выскочило из груди.
Дэйзи еще раз глотнула из кувшина и удовлетворенно крякнула.
– Нет ничего лучше брусничного морса по утрам!
– На вашем месте я бы отдала предпочтение яблокам.
– У меня от них скулы сводит, – отмахнулась Дэйзи. – И изжога мучает. А еще…
Миссис Норидж не собиралась выслушивать подробности утреннего пищеварения кухарки.
– Кого вы боитесь, Дэйзи? – перебила она.
Женщина испуганно попятилась и наткнулась на плиту.
– Не пойму я, о чем вы толкуете, миссис Норидж.
Гувернантка молча придвинула стул, села и выжидательно взглянула на кухарку.
Дэйзи Фишер тяжело вздохнула. Нет, от этого репейника так просто не отвяжешься: уж прицепится, так прицепится.
Она подошла, села напротив, теребя фартук.
– Вы правда не знаете?
– Не имею ни малейшего понятия.
Дэйзи сделала последний глоток и плотно прикрыла ладонью горлышко кувшина. Это придало ей храбрости.
– Скрывают они эту историю, – хрипловато сказала она, наклонившись к гувернантке. – Мне-то помощник проговорился.
– Кельвин Кози?
– Он самый. Востроносый хлыщ. Самодовольный, точно лорд, но как начнет пить – слабак слабаком.
Кухарка осуждающе поджала губы.
– Пришел он как-то на кухню, хлебнул моей яблочной настойки… Его и развезло.
– Когда это случилось, Дэйзи?
Кухарка почесала нос.
– Да едва я только устроилась сюда. Он вроде как клинья ко мне подбивал. Говорю же, хлыщ!
Миссис Норидж кивнула.
– В общем, слово за слово, зашел у нас с ним разговор об этом доме. Жутковато, говорю, тут у вас по вечерам. Ну и хихикнула – вроде как я это не всерьез. А он вылупил свои тараканьи буркала и говорит недоверчиво: что, только по вечерам? И замолчал. Я почуяла неладное и давай его теребить. Он и проболтался. Хе-хе! Говорю же, форсу много, а как дойдет до дела…
– Дэйзи, не отвлекайтесь, – попросила миссис Норидж.
Кухарка взяла кружку и налила морса до краев. Но на этот раз не отпила.
– Рассказал мне жуткую историю, – сказала она, посерьезнев. – Сто лет назад здесь жил со своим семейством Тимоти Эштон. Один сын у него был и четыре дочери. Рассказывают, старый Эштон не слишком-то любил своих девчонок. Все хотел, чтобы жена родила ему еще одного сына, а она возьми да скончайся шестыми родами, вот ведь невезенье какое. Старший сын женился на тихой девушке из
