– Да, пудов на шестнадцать!
– Совершенно верно. Сам убил, шестнадцать пудов. А вы охотник? Где же охотились?
– Еще мальчиком был, так одного с берлоги такого взял.
– С берлоги? Это интересно… Садитесь, пожалуйста.
Стол стоял поперек комнаты, на стенах портреты царей – больше ничего. Я уселся по одну сторону стола, а он напротив меня – в кресло и вынул большой револьвер кольт.
– А я вот сначала рогатиной, а потом дострелял вот из этого.
– Кольт? Великолепные револьверы.
– Да вы настоящий охотник! Где же вы охотились? В Сибири? Ах, хорошая охота в Сибири, там много медведей!
Я молчал. Он пододвинул мне папиросы. Я закурил.
– В Сибири охотились?
– Нет.
– Где же?
– Все равно, полковник, я вам своего имени не скажу и кто, и откуда я – не узнаете. Я решил, что мне оправдаться нельзя.
– Почему же? Ведь вы ни в чем не обвиняетесь, вас задержали случайно, и вы являетесь как свидетель, не более.
– Извольте. Я бежал из дома и не желаю, чтобы мои родители знали, где я и, наконец, что я попал в полицию. Вы на моем месте поступили бы, уверен я, так же, так как не хотели бы беспокоить отца и мать.
– Вы, пожалуй, правы… Мы еще поговорим, а пока закусим. Вы не прочь выпить рюмку водки?
Полицмейстер не сделал никакого движения, но вдруг из двери появился квартальный:
– Изволили требовать?
– Нет. Но подождите здесь… Я сейчас распоряжусь о завтраке: теперь адмиральский час.
И он, показав рукой на часы, бившие 12, исчез в другую дверь, предварительно заперев в стол кольт. Квартальный молчал. Я курил третью папиросу нехотя.
Вошел лакей с подносом и живо накрыл стол у окна на три прибора.
Другой денщик тащил водку и закуску. За ним вошел полковник.
– Пожалуйте, – пригласил он меня барским жестом и добавил: – Сейчас еще мой родственник придет, гостит у меня проездом здесь.
Не успел полковник налить первую рюмку, как вошел полковник-жандарм, звеня шпорами. Седая голова, черные усы, черные брови, золотое пенсне. Полицмейстер пробормотал какую-то фамилию, а меня представил так – охотник, медвежатник.
– Очень приятно, молодой человек!
И сел. Я сообразил, что меня приняли действительно за какую-то видную птицу, и решил поддерживать это положение.
– Пожалуйте, – пододвинул он мне рюмку.
– Извините, уж если хотите угощать, так позвольте мне выпить так, как я обыкновенно пью.
Я взял чайный стакан, налил его до краев, чокнулся с полковниками и с удовольствием выпил за один дух.
Мне это было необходимо, чтобы успокоить напряженные нервы. Полковники пришли в восторг, а жандарм умилился:
– Знаете что, молодой человек. Я пьяница, Ташкент брал, Мишку Хлудова перепивал, и сам Михаил Григорьевич Черняев, уж на что молодчина был, дивился, как я пью… А таких, извините, пьяниц, извините, еще не видал.
Я принял комплимент и сказал:
– Рюмками воробья причащать, а стаканчиками куманька угощать…
– Браво, браво…
Я с жадностью ел селедку, икру, съел две котлеты с макаронами и еще, налив два раза по полстакана, чокнулся с полковничьими рюмками и окончательно овладел собой. Хмеля ни в одном глазу. Принесли бутылку пива и кувшин квасу.
– Вам квасу?
– Нет, я пива. Пецольдовское пиво я очень люблю, – сказал я, прочитав ярлык на бутылке.
– А я пива с водкой не мешаю, – сказал жандарм.
Я выпил бутылку пива, жадно наливал стакан за стаканом. Полковники переглянулись.
– Кофе и коньяк!
Лакей исчез. Я закурил.
– Ну, что сын? – обратился он к жандарму.
