Галя не поняла взгляда и крикнула:
– Водка. Выпей, если хочешь.
– А ты? – спросил, подняв фляжку.
Она посмотрела на Артёма и кивнула.
Немного сбавила обороты мотора. Гуд стал ровней, – а то в голове уже дымилось от этого рёва.
Артём раскрутил фляжку и отпил. На таком ветру – ничего не почувствовал вовсе. Всё горевшее и перегоравшее внутри за последние недели, дни, часы – сразу растворило водку, или что там, спирт, без остатка. Отпил ещё, даже во рту подержал…
Пока жидкость была во рту – всё-таки спирт, да – она ощущалась. Но едва проглотил – снова пропала. Только переводить… Подал фляжку Гале.
Она сделала быстрый и короткий глоток и молча вернула фляжку Артёму.
– Ты знаешь куда мы? – спросил.
Вдалеке виднелись ещё острова. Нехорошо было бы утк-нуться в какой-нибудь из них и обнаружить там дальнюю командировку.
Галя снова посмотрела на Артёма: у неё появилась эта манера, оглядывать его прежде чем отвечать – тот ли пред ней человек, что был раньше, можно ли с ним говорить.
– Мы тут плавали с Фёдором, – коротко и громко ответила она, и снова поддала, рывками, оборотов мотору.
Артём кивнул. Плавали и плавали. При чём тут он только.
– Можно, я съем что-нибудь? – спросил он.
“Нагонят сейчас – опять пожрать не дадут”, – подумал.
– Да, – ответила Галя, глядя не на Артёма, но куда-то поверх его.
Нож, банка консервов. Торопясь, открыл. Доставал рыбу руками и ел. Отломил хлеба. Рыба, хлеб, вкусно.
Опять раскрутил фляжку, снова выпил.
Наконец ощутил что-то вроде укола в жилу на виске: пополз жар.
На Галю не смотрел – вдруг ей не нравится то, чем он занят – тогда придётся чувствовать себя стеснённо, что-то делать для преодоления этого чувства.
В отупелости, с заложенными ушами, ему стало почти хорошо. Чем меньше помнить, кто ты, как ты и куда ты, тем лучше. Вдвойне сложно помнить, когда ты этого и не знаешь.
Мотор низко гудел, изредка меняя ноту. Или, быть может, Артём менял положение головы, ветер начинал обдувать его иначе – и тогда казалось, что мотор берёт ниже на полтона.
Если прищурить глаза и постараться мыслить и чувствовать чем-то вроде собственной лобной кости, то мотор становится как бы насекомым, жужжащим над головой.
Огромным, но всё-таки не опасным – скорее даже защищающим от какой-то ещё более жуткой опасности.
Иногда это насекомое словно раскачивалось. Иногда заходило чуть вперёд. Но чем дальше, тем всё увереннее держалось ровно над лодкой.
В море попалась полоса воды другого цвета – это, видимо, было встречное и очень быстрое течение.
В полосе играли белухи. Услышав катер, не уплывали, но смотрели. Одна из белух пускала из спины струйку, как кит.
– Поморы говорят, она детей на спине таскает, – неожиданно сказала Галя, чуть сбавив газа. – Покажет спину, – а там как котята сидят.
Артём посмотрел на Галю: она была совершенно успокоенная и даже красивая – только эти её объёмы в кожаных одеждах мешали впечатлению.
Он вдруг улыбнулся Гале и она ответила на его улыбку.
Он жестом предложил ей рыбы, она, тоже молча, покрутила головой.
Артём окунул хлеб в густую, на рыбе, кашу, которую намял пальцами в банке, и повозил там. Ещё четырежды повторил этот приём, напоследок рассмотрел банку и выбросил её за борт. Выставил руку и ловил брызги, время от времени вытирая руки друг о друга, а потом о куртку, а потом о штаны.
Откинулся назад, глянул на небо – оно было томительное и грязное.
Сгущалась где-то впереди мрачная, рваная синь, чтобы не пустить их никуда.
– Обними меня, – попросила Галя.
Она давно ждала этого.
