университет – самое чудесное, что было в жизни. Несостоявшийся ученый, вроде твоего Тибо, но у Тибо служба поинтересней.
– Вот это уж точно, Тибо скучать не приходится.
– Хватит! – Она нахмурилась, шлепнула ладонью по скатерти. – Я пытаюсь тебе объяснить смысл интервью Луки, а ты постоянно меня сбиваешь.
– Извини, больше не буду, обещаю.
– Вот то-то. – Габи завернула последний кусочек сыра в салатный лист, положила в рот.
– В общем, я все сопоставила, взвесила и поняла: дело может быть не в самом Вернере Брахте, а в резонаторе, который он собирает. Допустим, Мазур в Москве его уже собрал и обнаружил нечто важное про изотопы урана. Ткнулся с этим в официальные инстанции, получил нулевой результат. Или просто побоялся инстанций. Ты не хуже меня знаешь, что такое СССР. Доктор Штерн и ПЧВ действуют сами по себе, это частный канал. Они познакомились с Мазуром или Мазур с ними…
– Подожди! – перебил Ося. – Если Мазур в Москве экспериментировал с ураном, значит, в СССР тоже занимаются бомбой.
– Нет!
– Почему ты так уверена? Урана у них полно, бесплатной рабочей силы навалом, ученые имеются, между прочим, мирового уровня. Капица, Иоффе…
Габи решительно помотала головой:
– Какая-то информация просочилась бы обязательно, наши военные делегации катаются туда без конца. – Она нечаянно повысила голос, шлепнула себя по губам, заговорила тише: – Смотри, англичане только начали просыпаться, создавать всякие комиссии и комитеты. В Америке примерно та же ситуация. В Германии уже год делают. Об этом известно. А что в СССР могут делать, никому даже в голову не приходит.
– Ну… – Ося развел руками. – Это еще не доказательство.
– Записка доктора Штерна – вот доказательство. – Габи усмехнулась. – Если бы работы шли, он бы не отправил такую записку. Во-первых, ученый, разделивший изотопы, имел бы дело с официальными инстанциями, а не с дилетантами-добровольцами вроде доктора Штерна. Во-вторых, на черта, в таком случае, им понадобился Брахт?
– Чтобы вырубить конкурента, – нервно выпалил Ося, помолчал и добавил задумчиво: – Но, в принципе, ты права, когда найден метод, полно урана и бесплатной рабочей силы, ничего, кроме секретности и бомбардировщиков, уже не нужно.
– Вот именно, – кивнула Габи, – записка доктора Штерна доказывает, что нет никакой секретности, а значит, нет и уранового проекта.
– Как же тогда Мазуру удалось узнать о возможностях резонатора? Допустим, он его собрал. Но где взял уран?
– Ты же сам сказал, в СССР урана полно.
– Да, но это только месторождения, в Москве он на улицах не валяется…
– Не мучайся, все равно не угадаем. – Габи потянулась за сигаретой. – Разве что удастся выбраться в Москву, встретиться с докторм Штерном. Он объяснит.
– Почему не объяснил в записке? – Ося чиркнул спичкой.
– Потому что разбирается в физике не лучше нас с тобой. Записка – предупреждение, сигнал тревоги. Неужели ты не понял?
– Понял. – Ося тяжело вздохнул. – Но что мы можем сделать?
– Для начала хотя бы вот это. – Габи кивнула на газету, торчащую из его кармана. – Я поболтала с Вилли, с Тибо, вспомнила брезгливую физиономию Вайцзеккера и решила просто слегка подстраховаться, заранее дискредитировать саму идею разделения изотопов лучами, подать ее под соусом Маркони. Подсластила марсианами, поперчила общением с усопшими. Будем надеяться, к этому блюду далемские снобы не прикоснутся. Даже если я не права, такая страховка в любом случае не помешает. Осталось только придумать, как подобраться к Брахту.
* * *
На выходной Маша с Ильей отправились на дачу в «Заветы Ильича». Дача была казенная. Раньше большой деревянный дом стоял заброшенный, приезжали редко. Теперь там обитала приемная мать Ильи, Настасья Федоровна, вместе со своим мужем Евгешей. Старики вышли на пенсию, поженились и переехали из пресненской коммуналки в «Заветы».
Бездетная одинокая Настасья Федоровна усыновила Илью в девятнадцатом в Петрограде, после того, как его родная мать умерла от тифа. Отец погиб раньше, в Первую мировую. Настасья когда-то работала кухаркой в их доме. Все, что осталось у Ильи от прошлой жизни, – отчество Петрович и акварельный портрет матери. Он висел в спальне на Грановского. Написал его отец в августе четырнадцатого, за несколько дней до ухода на фронт.
Настасья спасла жизнь барскому дитяте и подарила кристальное пролетарское происхождение. Кухаркин сын Илья Крылов легко
