гидру необходимо обезвредить и, наконец, раздавить.
Варвара Дмитриевна, которая всегда интересовалась русской революцией, на этот раз лишь сказала негромко:
– Помилуйте, господа, мы ведь ничего не знаем. Кто и кого разгромил!..
– Под большим секретом передали, но факты подлинные, Варвара Дмитриевна, уверяю вас. Собираюсь сегодня на заседании этот вопрос поднять. Пусть Столыпин перед Думой отчитается!..
– Ну, Николай Григорьевич, ежели операция в самом деле была да проводила ее охранка, Петр Аркадьевич отчитываться не станет. Все на секретность спишут.
– Господа, Россию спасет гласность и только гласность! Чем меньше секретов, тем лучше! Власть вечно прикрывает свои безобразия секретностью и государственной необходимостью, а нам негоже идти у нее на поводу.
Тут Варвара Дмитриевна поняла, что больше ни минуты не может выносить подобных разговоров, поднялась и подошла к окну. Ей хотелось зажать уши руками.
Что такое случилось? Почему все так невыносимо?..
Какой-то человек прошел по дорожке и скрылся за розовыми кустами, потом вернулся и прошел еще раз. Приостановился, снял шапку и неловко поклонился. Варвара Дмитриевна узнала Бориса, помощника убитого депутата Алябьева.
Ей не хотелось ни видеть его, ни разговаривать, но, помедлив, она все же вышла.
– Здравствуйте, Варвара Дмитриевна.
Она кивнула.
– Вот ведь как все получилось.
Она опять кивнула.
– По-хорошему больше мне в Думе делать-то и нечего. Алексей Федорович… да вы знаете, наверное.
– Знаю.
– А я пришел, – сказал Борис торжественно. – Куда же мне теперь?
Она покивала, соглашаясь, что идти ему теперь некуда.
Помолчали. Варвара оглянулась на приоткрытое французское окно, может, князь Шаховской уже явился? Но так и не поняла.
– Организация разгромлена, – заговорил Борис, понизив голос. – На свободе почти никого не осталось. Охранка нарочно выпустила четверых самых низовых работников, чтобы было похоже на рядовую операцию – кого-то захватили, а кто-то скрылся. А остальные все в крепости.
– Зачем нужно, чтоб походило на рядовую операцию?
– Этого я не знаю. У Столыпина свои резоны.
– Возможно.
– Я же там был, Варвара Дмитриевна, – совсем тихо выговорил Борис. – Все видел своими глазами и вот так близко, как вас сейчас.
– Как?! Вы же… Это же опасно! Вас могли заподозрить!
– Могли, могли. Но в последнюю минуту товарищ Юновский вызвал меня запиской. Один из товарищей, который должен был во втором этаже наблюдать за улицей и в случае подозрения подать сигнал, напился пьяным, вот меня и призвали…
– Господь всемогущий… Страх какой.
– Я на чердаке сидел, и дело как по маслу прошло. Откуда жандармы взялись, я так и не увидел, хоть глаз с улицы не спускал. Чистая работа.
– Как же вас… не арестовали со всеми вместе?
– Князь Столыпину словечко шепнул, и меня отпустили с теми, четверыми. Не знаю, что теперь будет, Варвара Дмитриевна.
– Вы спасли невинных людей, – повторила Варвара заклинание, которое повторяла уже несколько дней. – Могли погибнуть десятки, сотни!
– Да, да, – согласился Борис так, как будто и сам повторял то же самое. – Уехать бы мне куда-нибудь подальше и поглуше. Хоть в Туркестан. Или на Кавказ. Только как же мне уехать? Если уеду, подумают, что я предатель,
