абажура по всей комнате разливался зелёный полумрак. И лицо откинувшегося на спинку кресла Погосова было зеленоватым, как у Фантомаса, а руки, наоборот, ярко освещены, так же, как и зажатая в них очередная шифрограмма. Посол смотрел на листок с красной полосой так пристально, будто пытался рассмотреть, что находится за этим листом бумаги. А за ним находился Шаров, который сидел напротив и, покачиваясь на задних ножках стула, отрешённо смотрел в потолок. Лицо его тоже было зелёным.
Посол сконцентрировал взгляд на телеграмме и снова вслух прочитал засекреченный текст:
— Сегодня, до полуночи местного времени, вам единой колонной, не привлекая внимания местного населения, следует выдвинуться в район аэропорта и дождаться прибытия трех самолетов для эвакуации на Родину. Погрузку осуществить быстро и организованно. Напоминаем, что следует вывезти из Кабула сотрудников полпредств известных вам государств. Желаем удачи…
Шаров дипломатично молчал.
— Что скажешь? — не выдержал посол.
— Что я могу сказать? — Шаров был почтителен и серьезен. — Очень ценные указания: следовать в аэропорт мы должны не разрозненными группами, а единой колонной, при этом не привлекая внимания, хотя с нами будут еще несколько посольств… Согласитесь, что сами мы бы не додумались до такого!
— Время для шуток прошло, — раздраженно бросил Погосов. — Предупредите Масуда, чтобы нас не перестреляли его патрули.
Шаров пожал плечами. Его лицо было неживым — как маски противников Фантомаса.
— Он же мне не подчинён. И кто знает, что у него на уме. К тому же, кроме его людей, Кабул кишит неуправляемыми бандами. Выдвигаться без охранения — чистая авантюра.
— Не вам давать такие оценки указаниям Центра! — резко отреагировал посол и даже хлопнул ладонью по столу.
Шаров бесцеремонно отмахнулся, встал и, выходя из кабинета, сказал:
— Мои оценки, ладно… Вот как оценят эти указания душманы…
Смена внешней охраны посольства состояла из шести — восьми человек. Набросав мешки с песком, масудовцы устроили пулеметное гнездо прямо у кирпичной стены посольства, чтобы нельзя было подойти с тыла. Значит, на шурави они еще надеялись. А может, это означало совсем другое… Сейчас у пулемета дежурили трое, еще трое сидели на корточках в стороне и тихо переговаривались.
— Где начальник? — поздоровавшись, спросил Шаров.
Молодые охранники, придерживая автоматы, вежливо встали.
— Вот он идет, — сразу несколько пальцев указали на приближающегося человека постарше.
Подогнанная советская форма, ловко сидящий чуть набекрень паколь, открытая кобура с кольтом на бедре — все это безошибочно выдавало командира. А расхлябанная походка и небрежные манеры подсказывали, что, несмотря на советское обмундирование и американское оружие, это именно афганский командир.
— Салям алейкум, — поздоровался резидент и, доверительно взяв человека под локоть, отвел в сторону.
— Меня зовут Безбородый, — сказал он, понизив голос. — Передай Шах Масуду, что через несколько часов посольство выезжает на Баграм и улетает в Россию. Я прошу его обеспечить нам спокойную дорогу. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— А говорят, вы снова вводите армию, — удивленно то ли спросил, то ли констатировал командир.
— Я не командую этой армией. Я отвечаю за безопасность посольства. Ты меня понял?
Командир колебался.
— Я не могу так запросто обращаться к Панджерскому Льву…
— Так обратись к тому, к кому можешь! — начал раздражаться Шаров.
— Но…
— Послушай, я сказал тебе, как меня зовут! Ты слышал мое имя?
— Приходилось… Но все равно…
— Шах Масуд знает, кто я такой. И если ты не сделаешь то, что я сказал, то с тебя сдерут кожу! Ты меня понял?
Этот язык был здесь привычным.
— Я понял тебя, Безбородый!
Командир подтянулся и, отойдя в сторону, стал вызывать кого-то по рации.
Ночь в Кабуле наступает рано, темнота падает очень быстро, небо из лилового мгновенно становится чёрным. И сейчас
