в таком виде? На патруль нарветесь, и «губа» обеспечена. Давайте, умывайтесь, чиститесь!
Она отдёрнула матерчатую шторку рядом с дверью, там стоял умывальник.
— Вот вода, полотенце, зеркало, приведите себя в порядок. Как назло, иголки и ниток нет. А тебе… — она окинула взглядом крепкую фигуру Петрова и широко улыбнулась, блеснув золотой фиксой, — я и постираю, и накормлю. Приходи, я здесь каждый день, да и живу рядом.
— Теперь, видимо, не скоро меня выпустят, — пробормотал Петров, внимательно разглядывая в зеркале побитую физиономию.
Через двадцать минут они привели себя в порядок, оторванный погон Петров прихватил скрепкой.
— Все клёво! — усмехнулся Скоков.
Продавщица вздохнула и серьёзно сказала:
— Клёво ему… Плёво! По центру не шляйтесь! Вон там узкая улочка, идите по стеночке, — она указала в сторону глухого переулка. — Через два квартала свернете налево, в часть свою и упрётесь…
Проскочить незаметно не удалось. На КПП их встретил прапорщик Мурашкин. Он удивленно развёл руками:
— А что случилось? Что так быстро? — И тут же заметил ссадины на лицах, поврежденную форму. Оживился, потёр руки, ухмыльнулся: — Опаньки! Вижу, похулиганить вы успели. Что ж, сейчас доложу дежурному по части, и отправитесь вы, весельчаки, прямиком на гауптвахту!
— За что на гауптвахту? — спросил Скоков. — Мы в парке наших девчонок от целой банды кавказцев отбивали…
— Уличные драки уставом не предусмотрены! — Кривой палец прапорщика назидательно взмыл над фуражкой.
Петров и Скоков опустили головы. Возразить тут действительно нечего! Мурашкин начал по внутренней связи разыскивать дежурного офицера. В это время его позвали к городскому телефону. Он взял трубку, через мгновение высокомерная казенная маска на лице разгладилась, уступая место нормальному человеческому выражению.
— Здравствуй, Катюша… Да ты что?! Где?! Прямо в парке?! — Он весь напрягся, потом резко повернулся к друзьям. — А-а! Да, наши ребята кому хочешь хвоста накрутят… Вот лучше идите с Галкой домой, там кофе и попьете, нечего приключений искать на одно место!
И, положив трубку, вдруг совсем по-другому посмотрел на десантников.
— Так это вы мою сестренку выручили? Целую толпу раскидали? Ну, молодцы, ребята!
Он крепко пожал Петрову и Скокову руки.
— Давайте, мужики, тихо в казарму и приведите себя в порядок, — он сделал паузу, с сомнением покачал головой: — Видок у вас, конечно, тот ещё…
Мурашкин почесал в затылке.
— А ну-ка, — прапорщик поманил ребят за собой пальцем и, открыв дверь подсобного помещения, показал на кучу старых парашютов. — Берите пару штук в охапку для прикрытия физиономий, если кто спросит, скажете, что я поручил. И особо по территории не отсвечивайте. А завтра… Не знаю, как вы объясните свои синяки да ссадины…
— А мы думаем спарринг провести, товарищ прапорщик, — сказал Скоков. — Отработка приемов рукопашного боя. А в спарринге синяк получить — раз плюнуть…
Мурашкин расплылся в улыбке:
— А что, хитро придумано! Даже Пирожков не подкопается!
В душной толчее пивного бара неподалёку от десантного полка пиво можно было приобрести тремя способами: автоматная и ручная розница и оптовый розлив. В окошко автомата, коих было три штуки, вставлялась ёмкость, чаще всего обыкновенная пол- литровая банка, в прорезь закидывался толстенький желтый жетон, и вялая струя жёлтой жидкости медленно бурила пенную шапку, образующуюся сразу же после падения на дно первых капель жидкости. Вместе с пеной банка была заполнена полностью, но живого пива там плескалось чуть больше половины.
Пиво на розлив отпускал худой носатый человек кавказского вида с тонкой полоской щегольских усиков над пухлыми губами. Рядом с пивным краном стояла написанная от руки табличка в деревянной рамке: «Пиво до полного отстоя не брать». Только жёлтой субстанции под шапкой пены в гранёных толстостенных кружках клиентам доставалось опять-таки чуть больше половины — напиравшая сзади очередь не позволяла ждать «полного отстоя» и постоянно подгоняла счастливцев, уже получивших свою, пусть и урезанную, порцию. Да на Руси люди не мелочные — налили, и ладно! Хозяин такому расточительству вовсе не противился. Правда, время от времени он для проформы осуждающе покачивал головой с гладко зачёсанными назад блестящими волосами и говорил в
