— Извини, отец, — сказал Касым, сложив руки на груди и слегка поклонившись. — Мы ищем посланцев врага. А в любой работе случаются ошибки. Прости!
Протянув руку, он помог аксакалу встать и даже обтрусил ему запачканный халат.
— Аллах простит! — наматывая на голову чалму, резко ответил старик, но взгляд его смягчился.
— Сопроводи этого достойного правоверного и поставь в очереди первым, — сказал Касым стражнику.
Тот кивнул.
Когда они ушли, Касым присел на корточки перед вторым подозреваемым.
— Теперь ты покажись…
Тот вначале вырывался, поэтому руки ему накрепко связали за спиной. Касым внимательно осмотрел задержанного.
Синие кроссовки, возраст совпадает, мутные глаза с расширенными зрачками, сглаженные носогубные складки. По всем приметам он был похож на наркомана-смертника.
— Как тебя зовут? — спросил Касым, заглядывая в бессмысленные глаза.
Задержанный никак не отреагировал. Он смотрел прямо перед собой, но, казалось, лица спрашивающего не замечал. Точка концентрации его взгляда находилась где-то далеко за головой Касыма, в синем-синем афганском небе.
— Муфид?
Ответа опять не последовало.
— Ну, извини… — пожал плечами Касым и подал знак бойцам.
Они привязали задержанного к поваленному дереву, направив его левую ногу на старое оцинкованное корыто, которое привалили к кустарнику напротив. К торчащему из кроссовки смертника шнурку один из гвардейцев привязал длинную верёвку и, аккуратно разматывая её, пятясь, отошел на безопасное расстояние.
Касым поднял руку и в последний раз обратился к шахиду:
— Ну что, Муфид, говорить будешь?
Смертника била крупная дрожь, но он, не произнося ни звука, продолжал смотреть расширенными глазами куда-то высоко- высоко в небо.
Касым махнул рукой. Боец резко дёрнул за верёвку. Прозвучал взрыв, больше похожий на хлопок петарды. Изрешеченное шариками корыто отлетело на несколько метров. Муфид истошно заорал: из оторванной ноги хлестала кровь. Красиво предстать перед Аллахом в ореоле героя и мученика у него не получилось.
Из-за деревьев вышел Исламуддин. За ним, в окружении нескольких охранников, двигался сам Панджерский Лев. Всю войну он прошел в одной одежде. Грубые шерстяные брюки афганского солдата, на ногах высокие шнурованные советские армейские ботинки. Старый свитерок, брезентовая выцветшая куртка, которую он поклялся не снимать до победы над советскими и афганскими войсками. И хотя он победил, куртки все равно не снял. На голове неизменный паколь коричневого цвета, но не из грубого сукна, как у его охраны, а из тонкой шерстяной ткани. Куртка на боку слева немного оттопыривается: он никогда не расстается с тяжелым советским «стечкиным».
Ахмад Шах был невысок, поджар, изможденное лицо оттенено маленькой бородкой, под глазами круги от недосыпания, чуть вьющиеся черные с проседью волосы, выбивающиеся из-под паколя, надетого набекрень. Темные глаза внимательно осмотрели все вокруг.
Картина была достаточно выразительной. Ахмад Шах насупился. Он подошёл к пробитому в десятке мест корыту, осмотрел… Поддел носком сапога, перевернул, глянул на внутреннюю сторону, где вокруг отверстий вытянулись острые кусочки металла, покачал головой, потом повернулся к Исламуддину и приказал:
— Допросите его, как положено! Кто послал и всё такое…
Движением руки подозвал к себе Касыма.
— Передай Безбородому, что я у него в долгу! — Шах Масуд улыбнулся. — В большом долгу!
Август 1992 года, Азербайджанская ССР. 106-я дивизия ВДВ
Тот же самый августовский солнцепёк, та же самая привольная степь, только теперь она пахла совсем по-другому. Нет, коктейль из ароматов полевых трав и цветов-медоносов никуда не делся, но расслабленно окунуться в него с головой и пить большими
