уменьшалось. Летиция обожала совершать ошибки, а дисциплина, в том числе внутренняя, неизменно оказывалась в проигрыше…
«Вот потому-то ты здесь, дура набитая, – на краю земли, на подмосковном полюсе холода, а не в уютном, теплом и, оказывается, таком любимом Метро!»
Разведчики быстро приближались, уже можно было рассмотреть мощные снегоходы, оставляющие за собой снежные следы- бураны, седоков в маскировочном камуфляже – на каждом снегоходе по двое: водитель и сидящий вполоборота пассажир, отстреливающийся от невидимого, следующего по пятам за машинами врага.
– КПВТ, приготовиться! Огонь по моей команде!
Командир кричал где-то совсем рядом, но Лю его не видела и почти не слышала, сердце сжалось в груди, словно безжалостный кулак пробил ей ребра и теперь, не зная пощады, терзал «пламенный мотор»! Стальная хватка, с каждой новой секундой становящаяся все сильнее и сильнее…
Это был не испуг – ей плевать на разведчиков и их судьбу, и не отчаяние – она не боялась провалить задание Настоятельницы, но девушка задыхалась, умирала в эти самые секунды – от… от ощущения, что не дойдет до конца, остановится здесь в пяти километрах от заветной цели! Лю не знала и не понимала, да и не думала, почему вдруг совершенно чужая цель стала для нее заветной… Лишь тихий голос в голове шептал без остановки:
«Ты должна попасть туда, ты одна можешь спасти, ты одна… ты должна… ты-ты-ты».
Никто не замечал сорвавшую противогаз, жадно хватающую ртом воздух девушку, что двумя руками вцепилась в свою грудную клетку, будто пытаясь разжать чью-то невидимую хватку… Солдаты и их командир были заняты делом – войной.
Когда наваждение исчезло, так же неожиданно, как и появилось, Летиция без сил повалилась на снег. По ее щекам текли слезы, а пересохшие губы раз за разом складывались в одно-единственное слово. «Софьино».
Летиция пропустила тот миг, когда чуть приотставший от товарищей снегоход резко ушел в небо, оставляя за собой шлейф из кружащегося снега. Машина взлетела невысоко, хотя со стороны могло показаться, что приданное ей ускорение способно выкинуть странную ракету далеко за пределы Земли, а то и Солнечной системы. Страшный и красивый полет оборвался, не успев начаться. Столб из поднявшегося льда и снега скрыл машину, а когда он, спустя всего лишь секунды, миллионом осколков и снежинок опал на стылую землю, снегохода уже не было. Ничего не было. Только растревоженная и тут же скованная морозом почва.
Яростный мат командира потонул в реве нескольких пулеметов. Крупный калибр в запоздалом гневе беспорядочно рыхлил снежное поле. Но зима уже обрела свое холодное безразличие, с брезгливостью Снежной Королевы наблюдая за глупыми детьми, расстреливающими пустоту. Очередной Кай – жертва и награда – навсегда отправился в ее чертоги.
– Лю, что с вами? – командир опустился рядом с ней на колени и помог нацепить противогаз. – Не бойтесь, мы защитим вас!
Она не слышала глупых фраз, лишь снова и снова повторяла: «мы идем в Софьино, мы идем в Софьино».
– Нам не пробиться туда, придется вернуться на базу! Дождемся весны и тогда повторим попытку!
– …Софьино, мы идем…
– Я не могу рисковать своими людьми. Извините.
Она впервые осмысленно посмотрела на него, долгим, внимательным взглядом.
– Не надо своими… Научите меня… я сама… поеду.
– Но…
– А если не научите, пойду пешком, – Летиция оперлась на участливо подставленную руку и тяжело поднялась. – Назад я не вернусь.
Сергей отговаривал ее, кричал, убеждал, умолял, обещал увезти назад силой, но она знала, что, если повернет обратно, железный кулак разорвет ей сердце – в этот раз уже не остановится на полпути.
– Какая же ты… вы… дура – ты! – командир начисто забыл об изящных манерах, если бы не противогаз, наверняка заплевал бы ей все лицо брызжущими в разные стороны слюнями. – Я не могу оставить тебя одну! Понимаешь ты это или нет?!
– Мне нужен только снегоход, дальше я сама…
Он сдался. Не сразу, но сдался.
– Я отвечаю за тебя, хоть ты и дура… Поехали, я поведу.
– Но… – ей не нужны были его жертвы, да она и не имела права на них.
– Закончились «но»! Выдайте ей автомат и боекомплект, живо! Ждите нас здесь часов… – его командирский голос впервые дал сбой. – Часов десять. Потом уходите.
