Но на этот раз проблем вроде бы не наблюдалось. Войдя в дверь, Алекс сменил тело – он стал выше, у него образовался ощутимый животик, руки покрылись мелкими рыжими волосами. В руках он держал большую картонную коробку, не слишком тяжелую, но явно не пустую. Перед ним был безлюдный лифтовый холл какого-то небоскреба, судя по цвету неба за окном – не на Земле. В музыку вплелся спокойный, уверенный голос:
– Моя сексуальная жизнь протекала размеренно и традиционно. В детстве и ранней юности я отдал дань увлечения групповому сексу, пройдя специализацию и став кондитером-спец, завел нормальную тройственную семью. Но что-то не удовлетворяло меня, что- то смущало и заставляло страдать. Часто ночами я стоял у открытого окна, смотрел, как быстрый Харон проходит через убывающий полумесяц Цербера, и мечтал… о чем? Тогда я еще не готов был признаться себе в своих наклонностях…
Алекс терпеливо ждал. Впрочем, комментарий явно ожидался долгий и туманный.
Он сделал шаг вперед, и голос прервался на полуслове, чтобы продолжить быстрее и энергичнее.
– Я приехал в офис «Быстрых перевозок», чтобы лично вручить замечательный шоколадный торт вице-президенту компании. Тот праздновал сто двадцатилетие своей матери, основателя и первого президента «Быстрых перевозок»…
Легкий толчок заставил Алекса направиться к одному из лифтов. Конечно, можно было воспротивиться, но он же не за этим сюда пришел?
С мелодичным звоном открылись двери лифта. Алекс вошел и сразу же почувствовал неладное.
Во-первых – в лифте была лишь одна пассажирка. Маленькая седая старушка, морщинистая и сутулая, в бесформенном коричневом платье, с прикрывающим чахлые волосы платком.
Во-вторых – пол в лифте был покрыт мягким ковром.
– День добрый, леди… – выдавил Алекс. Старушка не ответила, лишь кивнула дряблым подбородком и уставилась в зеркальную стену.
Может быть, пронесет?
Лифт плавно пополз вверх.
– Что-то сладко сжалось у меня в груди, – торжествующе произнес комментатор.
– Твою мать! – прошипел Алекс, сжимая кулаки.
– Почему-то я вспомнил свою мать, – задумчиво подтвердил голос. – Вспомнил, как в юности приходил поздно вечером домой, забирался в ванну, а потом приходила мама и долго, нежно и ласково, мыла мне волосы…
Алекс вжался спиной в угол лифта. Нет, он с места не стронется! Все-таки свобода воли у него остается!
– Лифт все ехал и ехал, – прокомментировал рассказчик очевидное. – И вдруг!
Алекс вцепился в стены. Но в виртуальности даже его рефлексы спеца подвели. Лифт остановился и впрямь мгновенно – его подбросило к потолку, приложило о стену и швырнуло на пол. Коробку с тортом вырвало из рук и расплющило о стену, посыпались кусочки шоколадных фигурок, брызнул крем. Раздался противный скрип. Лифт замер, покачиваясь, будто его тянуло вверх не гравитационное поле, а банальный трос.
Инстинкты сыграли с Алексом дурную шутку. Он не мог воспринимать произошедшее иначе, чем катастрофу.
А долг капитана – заботиться о пассажирах.
– Что с вами, мэм? – склоняясь над упавшей старушкой, спросил Алекс.
Припухшие, красноватые веки дрогнули. Старушка подслеповато взглянула на Алекса:
– Ой… сынок… ой… косточки мои…
– Не двигайтесь, мэм. – В этот миг он даже забыл, что находиться в виртуальности… причем – очень своеобразной. – Сейчас сработают аварийные системы…
Но лифт и не думал открывать двери.
– Боюсь, – пожаловалась старушка. Протянула руку, обвив шею Алекса. – Клаустрофобия у меня, сынок. Болезнь такая. Сто двадцать лет – не шутка…
Невидимый комментатор торжествовал:
– Я смотрел на ее милое, морщинистое лицо, на котором оставил свой след каждый прожитый год, каждое волнение и тревога… В этот миг я осознал, что всегда по-настоящему любил лишь этих прекраснейших человеческих созданий, воплощающих венец жизни и апофеоз женственности – старушек! И вот наконец неприятный инцидент оставил меня наедине…
– Кажется, я описалась, – стыдливо потупив глаза, сообщила старушка. – Но косточки целы!
– Кретины! – закричал Алекс, сбрасывая руку несчастной больной и вскакивая. – Халтурщики! Если бы отказал привод лифта, нас бы размазало по стенкам! Система – выход!
