треснул Байклина по спине, тот аж покачнулся. Потом гигант повернулся к Ривену. — Голова твоя выдержит?
— Выдержит. — И тут Ривен задал вопрос, который не давал ему покоя уже целый день: — А Мертах?
Ратаган помрачнел.
— Он останется в Раларте или в Карнахе, куда собирается после Рингилла. Он не поедет с нами.
— Он все еще сомневается, куда ставить лапы?
— Что-то вроде того, — ответил ему Ратаган. — Мертах вообще человек скрытный. Его трудно понять. Он всегда полагается лишь на себя и не слушает никого. Он считает, что ты ничего не найдешь в горах, кроме камня и снега, и хочет, чтоб ты вернулся обратно в свой мир.
— А вы? — Рыжебородый верзила внимательно поглядел на него.
— Я уже как-то раз говорил тебе, Майкл Ривен, во что я верю. Я верю в мужскую дружбу. Если б ты был убежден, что сумеешь помочь этому миру, встав на голову, то я подержал бы тебя за ноги. Я считаю, что ты уже заслужил наше доверие… в то время, как Мертах…
— Считает тебя ненадежным, — закончил Байклин.
— И ему всегда… нравилась… Мадра, — добавил Ратаган.
Байклин поднялся.
— Мы пойдем. Тебе нужно поспать. Для этой поездки тебе понадобятся все силы, которые ты только сумеешь собрать.
Байклин вышел, а Ратаган на минуту задержался.
— Люди иной раз совершают глупости, — сказал он тихо, — вовсе не полагая их таковыми. И тут вряд ли чем можно помочь. Когда-нибудь мы все равно набиваем шишки, Ривен. Это довольно смешно и забавно до тех пор, пока сам не нарвешься. Я-то знаю. Жалеешь потом… но раскаяние — желчь жизни. — Он усмехнулся. — Мертах никогда по-настоящему не ушибался, поэтому он и не знает, что это такое. — С тем он и ушел, пожелав Ривену спокойной ночи и утра, которое было бы добрее ночи.
Они выехали через два дня — с площади перед Дворцом. В воздухе все еще чувствовался запах гари. Черные остовы выгоревших домов застыли под покрывалом снега. В развалинах копошились люди. Они работали здесь беспрестанно, — едва отгремела битва, — перебирали головешки, стараясь спасти то немногое, что осталось от их достояния. Куда ни глянь, на камнях мостовой валялись обгоревшие деревяшки и закопченные металлические обломки.
Это я виноват, беспомощно терзался Ривен. Где бы он ни появлялся в этой стране, за ним по пятам следовало разрушение. Может быть, Брагад был прав. Быть может, действительно именно он, Ривен, погубит Мингниш. Но Брагад мертв. А Хью, интересно, по-прежнему сидит у себя в кабинете, наблюдает в окно за проезжающими машинами и курит свои вонючие сигареты? Почувствовал ли он хоть что-либо, когда здесь убили его двойника? Нет, лучше не зацикливаться на этом.
Снег перестал. Небеса прояснились, но студеный, промозглый ветер так и гулял по Долу, и отъезжающие попрятали лица в теплые зимние шарфы. Лошади сосредоточенно нюхали землю, ожидая команды к выезду.
Ривен искал взглядом Мадру в толпе провожающих. Он не видел ее весь день и очень хотел попрощаться. Однако ее что-то не было видно. Варбутт даже не спустился во двор, чтобы пожелать сыну доброго пути, и Байклин сидел в седле молчаливый и мрачный, пряча лицо в высоко поднятом воротнике плаща, а дыхание его замерзало кристалликами льда на ткани.
Ратаган походил на большого медведя. Под седлом у него было могучее и огромное животное — этакая ломовая лошадь. Борода гиганта покрылась инеем и стала белой, как старческая седина.
Все остальные всадники из отряда — мирканы и стражи, — одеты были одинаково: укутаны в шерсть и овечьи шкуры, сверху — зимние плащи с двойной подкладкой, за спиной на седлах — переметные сумки. Двое стражей, Дармид и Коррари, вели двух вьючных мулов.
Где-то в этих тюках лежала и одежда, в которой Ривен пришел в Мингниш; но о том, что он взял ее с собой, знал только Байклин.
Гвилламон вышел на крыльцо Дворца. В холоде дня он казался мрачным и раздраженным, но голубые глаза его были ярче и теплее, чем хмурое зимнее небо. Юдайн тоже вышел на площадь. Он выглядел сегодня моложе своего сына. Его супруга, Этирра, которую он держал под руку, походила на замерзшего скворца. Ее глаза покраснели, — должно быть, от слез, — но губы были сжаты. Ратаган старался не встречаться с ней взглядом.
Вышла и Мира; Она одиноко стояла посреди заснеженного двора, не сводя глаз с Байклина, который вновь оставлял ее. Прежде чем сесть на коня, он обнял ее и прошептал на ухо несколько слов, которые никто не сумел расслышать. Теперь она смотрела так, точно прощалась с ним навсегда.
— Погода вроде стала получше, — сказал Гвилламон, глядя на небо. Он критически осмотрел отъезжающих. — Ничего не забыли?
— На три недели нам хватит, — ответил Байклин. — Три недели нам как раз и понадобятся, чтобы добраться до городов, а там мы уж подкупим себе все, что нужно. Надеюсь, мы без особого труда одолеем дорогу, если нам повезет с погодой.
Гвилламон повернулся к Ривену и протянул ему руку. Ривен молча пожал ее.
— Надеюсь, ты обретешь покой, — вот и все, что сказал ему старец, прежде чем вынуть руку из его ладони. — Благословение земли да пребудет с вами. Пусть путь ваш будет гладок, а в конце его обретете вы то, что надеетесь обрести. В добрый путь. — Он вскинул руку в прощальном жесте, и все домочадцы последовали его примеру. В толпе Ривен разглядел Кольбана, — тот растерянно улыбался, — Данана, Орда и многих других, кого знал в лицо. Но Мадры там не было. С чувством обиды, к которому примешивалось раздражение, он пришпорил коня и поскакал следом за Байклином к воротам Рорима. Когда всадники выехали на открытое пространство, не загороженное домами, студеный ветер ударил им в лица. И вот они уже за пределами Круга — перед ними простирался Дол в бесконечной сверкающей белизне. С верхушек холмов ветер сдувал облака сухого, легкого снега. Ривен смотрел на скованные льдом вершины, вспоминая иные горы. Он гнался за тенью, но теперь он хотя бы имел представление, куда она уводит его.
Байклин посовещался с Таганом относительно их маршрута на север. Они, похоже, сошлись во мнениях, и Таган присоединился к своим товарищам- стражам. Байклин скакал впереди, за ним — Ратаган и Ривен, Айса и Льюб, потом — Таган и Римир. Колонну замыкали Дармид с Коррари, ведущие за собой вьючных мулов. Всадники уткнулись носами в шарфы. Кони брели по колено в снегу, ветер трепал их гривы. Вскоре они, взяв направление на север, начали долгий подъем в предгорья. Копыта коней переворачивали камни, сокрытые под снегом, и на участках покруче всадникам приходилось проявлять осторожность и иногда вести коней в поводу. Ривен попытался было отыскать тропу, но не сумел ничего разглядеть среди снега и обледеневших валунов.
Чем выше они поднимались, тем сильнее дул ветер. Прозрачная мантия льда покрывала скалы, с каменистых уступов свисали серые наледи. Под утесами и у валунов намело сугробы. Снег вился по склонам, точно дым, укутывал всадников и лошадей белым покрывалом, одевая брови их изморозью. Ривен пошевелил внутри сапог пальцами ног, чтобы они не окоченели от холода.
Наконец, путники выбрались на гребень плоскогорья. Местность немного выровнялась. Перед ними открылся вид на безграничный простор сверкающей белизны, простирающейся до самого северного горизонта — белое пространство невысоких холмов, подобных замерзшей в движении океанской зыби. Ветер трепал их плащи. Лошади шли, полузакрыв глаза. Еще и дня не прошло, а Ривен уже начал тосковать о пляшущем пламени очага и о мягкой постели. Копыта коней поднимали облачка снега; ветер тут же подхватывал их и уносил прочь.
Где-то около полудня они ненадолго остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям. Морды животных покрылись ледяной коркой. Укрывшись с подветренной стороны невысокого холма, всадники попытались хоть как-то растереть и укрыть своих лошадей, чтобы те не замерзли совсем. Пообедали мясом и хлебом, который затвердел от мороза. Байклин запретил своим людям есть снег. Вода, которую они взяли с собой, не замерзла, потому что хранилась она в бурдюках, прикрепленных к лукам седел, и тепло, исходившее от коней, не давало ей превратиться в лед. Огня разжечь не смогли, и Ратаган мрачно предрек, что их ночная стоянка обещает быть вовсе нерадостной. Долго задерживаться путники не стали — на таком жутком холоде! — и отправились дальше в путь. Неужели так оно и будет все шесть недель? — не без содрогания подумал Ривен и вытер нос, размышляя о темноволосой девушке, которая, возможно, бродит, босая, среди снегов. Но когда он попытался вспомнить ее лицо, перед мысленным взором его возникло лицо Мадры. Ее застенчивые глаза под черными бровями.
День близился к вечеру, и Таган поехал вперед, чтобы подыскать подходящее место для ночлега. Он не раз уезжал вперед в течение дня, а также в стороны, хотя Ривен даже представить себе не мог, что кто-то будет преследовать их в такую погоду. Наконец, всадники остановились у скопления валунов, в чахлых зарослях терновника. Крутой склон холма укрывал рощицу от ветра. Пока Ратаган, чертыхаясь и матерясь, пытался развести костер, все остальные принялись растирать лошадей и собирать хворост. Наконец язычок пламени соскочил с трута, и огонь охватил сухие завитки вереска. Когда пламя как следует разгорелось, в дело пошел и отсыревший хворост. Костер запылал на славу, к несказанному облегчению путников, сгрудившихся вокруг огня. Они расстелили свои дорожные пледы на земле и расселись вокруг огня. Не повезло только Римиру, которому досталось первому заступать в караул.
— Так сколько мы прошли сегодня? — спросил Ратаган, зевая во весь рот.
— Маловато. — Байклин подбросил в огонь хворосту. — Дальше местность уже ровнее, так что завтра пойдем побыстрее, а послезавтра уже выберемся на равнину.
— А потом? — спросил Ривен.
— Потом спустимся в Большой Дол и пойдем вдоль Великой реки вплоть до самого Талскера.
— Далековато. — Ратаган снова зевнул. — Таган говорит, кто-то за нами идет. — Все уставились на Ратагана, потом — на Тагана, который сидел, закутавшись в овечьи шкуры, и только пощипывал бороду своей загорелой рукой.
— Кто или что? — спросил Коррари. Отблески пламени сверкали в его рыжих волосах.
Таган пожал плечами.
— Не могу сказать наверняка. Но что-то там есть, в вересковых пустошах. За нами следят — это точно. Я чувствую чей-то взгляд.
— Может быть, стоит вернуться и устроить засаду, — предложил Дармид, такой же огненно-рыжий, как и его брат.
Таган покачал головой.
— Еще ничего не известно. У меня просто такое чувство… Охотничье чутье. Дайте мне сначала удостовериться, а потом уже можно и возвращаться. А то все же жалко проделанного пути.
— Мудрая речь, — отозвался Байклин. — Мне бы совсем не хотелось терять понапрасну время, если можно этого избежать. — Он подвинул котелок, над которым поднимался пар, поближе к огню. — Даже если все ныне здравствующие Снежные Исполины идут за мной по пятам, я все равно с места не сдвинусь, потому что мне необходимо поесть горячего, иначе я просто заледенею.
Они разделили между собой густую похлебку и принялись есть, макая в нее хлеб и облизывая пальцы. Ривен уже начал чувствовать уши и пальцы ног, которые постепенно отогревались.
— И это называется лето, — пробормотал он себе под нос.
Покончив с ужином, они разлеглись у огня, но заснуть никак не удавалось. Все же они согрелись и лежали теперь в затишке, слушая скорбные песни ветра.
