В ответ вся колонна технического состава словно по команде сделала три шага вперед.
— Ну что ж, тогда прошу выйти из строя и приступить к восстановлению самолета следующих: техника-лейтенанта Константина Ратушного, механика- старшину Алексея Бурлакова, прибориста старшину Льва Литвина, инженера-моториста Владимира Харченко.
Из летчиков остался старший сержант Василий Вазиян.
Всю ночь пришлось усиленно трудиться, соблюдая светомаскировку, при скудном освещении переносных лампочек от аккумулятора, под сделанным навесом из брезента; К утру самолет был в полной исправности, но воздуха в баллоне оказалось недостаточно, чтобы запустить мотор.
Попытались найти автомашину со стартером, но ничего не вышло: все машины БАО еще с вечера перебазировались вслед — за улетевшими самолетами. Не нашли и другого баллона со сжатым воздухом. Лев Литвин где-то раздобыл резиновый шнур длиной до трех метров. Попытка запустить мотор с его помощью тоже ни к чему не привела: никак не удавалось создать необходимую для запуска скорость вращения винта.
Алексей Бурлаков предложил:
— Давайте испробуем запустить мотор при помощи пороха…
И все-таки после нескольких попыток мотор заработал.
Когда утреннее солнце ярко осветило вершины Кавказских гор, с аэродрома поднялся и улетел на восток одинокий самолет Як-1, пилотируемый летчиком старшим сержантом Василием Вазияном. Он благополучно приземлился на аэродроме Новоселецкое. Вернулись в полк и оставшиеся для ремонта самолета техники. Им пришлось ночью выходить из окружения.
Не прешло и трех недель, как фронтовые газеты поведали о подвиге Василия Вазияна, уроженца города Днепропетровска.
23 августа группа летчиков третьей эскадрильи полка вела неравный бой с «мессершмиттами» в районе Малгобека. Старший сержант Василий Вазиян в этом бою своим самолетом таранил «мессершмитт».
А было это так. В воздушном бою был подбит самолет старшего лейтенанта Александра Филатова. Летчик со снижением стал выходить из боя, но его начал преследовать «мессершмитт». На перехват фашиста ринулся наш Як-1, пилотируемый Василием Вазияном. Но пушка и пулемет на его машине молчали: весь боекомплект уже был израсходован до этого в бою. Тогда Вазиян пошел на риск: ударяет крылом своего самолета по хвостовому оперению «мессершмитта», отчего тот камнем понесся к земле. Какое-то время Вазиян летел со снижением. Недалеко от земли его самолет вдруг вспыхнул горящим факелом. Вазиян выпрыгнул, но уже не хватило высоты, чтобы полностью раскрылся парашют… Это был первый таран истребителя в 45-м полку.
Отступление советских войск на кавказском направлении продолжалось с тяжелыми боями до самого Моздока. Тут наступление немцев захлебнулось. Воздушные бои над Кубанью и Доном протекали с переменным успехом. Чувствовалось еще несовершенство в тактике действий нашей авиации: не была разработана тактика группового боя, пары еще не стали основной боевой единицей. Они хотя и создавались на земле перед вылетом, но в бою зачастую распадались, как только встречались с противником. Летчики завязывали индивидуальные бои, вместо того чтобы бить кулаком, организованно; не были отработаны и основы взаимодействия истребителей авиации с бомбардировочной и штурмовой, а особенно с наземными родами войск.
Командир 45-го полка, И. М. Дзусов, осетин по национальности, ежедневно глубоко разбирал боевые действия полка: разъяснял основы тактических приемов, призывая к новаторству, выработке своей тактики, учил летчиков взаимодействию в бою. Любил он и всегда поощрял тех, кто не просто храбро нападал на противника, а делал это тактически грамотно, сообразуясь с обстановкой. И, наоборот, основательно доставалось тем, кто всем этим пренебрегал или же не умел воспользоваться тактически выгодной обстановкой.
В тот тяжелый для нашей Родины час, когда острие наступающей немецкой лавины было направлено на Кавказ, когда были оставлены нами Кубань и Дон и, казалось, нет силы, чтобы выстоять, чтобы удержать этот давивший пресс фашистских войск, — по воле командования все наши авиационные силы были брошены для борьбы с наступающими колоннами фашистов. Для всех видов авиации была одна задача — как можно дольше задержать, измотать и обескровить врага.
Летчики знали, что в это время с необыкновенной яростью сражались наземные войска: пехотинцы в упор расстреливали бронированные машины из своих противотанковых ружей или забрасывали их связками гранат, артиллеристы храбро вступали в поединки с танками, а наши штурмовики были грозой немецких танков.
Перед летчиками-истребителями тоже была поставлена задача — штурмовать наземные войска противника. Даже когда появлялись немецкие истребители, наши истребители старались не ввязываться с ними в бой. Для этой цели выделялась небольшая часть самолетов из группы, которые вступали в бой с целью связать противника. Остальные же наносили удары с воздуха по автомашинам, бронетранспортерам, бензозаправщикам и по скоплению живой силы.
Истребители слабо приспособлены к штурмовкам, были уязвимы для всех видов зенитного огня. Их выручала только высокая маневренность. Немалые потери причиняли нашим истребителям «мессершмитты», которые подкарауливали их в местах штурмовки. Иногда из одного вылета не возвращалось по нескольку самолетов, и часто никто из вернувшихся не мог сколько-нибудь достоверно обрисовать обстоятельства гибели летчиков. Давал себя знать тот же недостаток — отсутствие прочности боевых пар самолетов.
Право выбирать напарника, как уже говорилось, предоставлялось ведущим. Сначала выбирали себе ведомых вышестоящие командиры: заместитель и помощник командира полка, потом командиры эскадрилий, их заместители, командиры звеньев, за ними — старшие летчики из числа более опытных. Они тоже получили право стать ведущими.
Большинство из них уже выбрали себе ведомых. Оставалось всего несколько старших и рядовых летчиков, а фамилию Бельского не назвал никто.
— Прошу вас, товарищ командир, разрешить взять мне в напарники сержанта Бельского, — раздался бас Дмитрия Глинки.
— А вы, сержант Бельский, согласны летать в паре с лейтенантом Глинкой? — обратился командир полка.
Волнение помешало ему ответить, как требовалось в подобных случаях. Но, наверное, и так было всем ясно, что для него это большая радость. Да Бельский был просто на седьмом небе! Еще бы, его признал сам Глинка, уже в то время известный летчик.
Сколько потом воздушных трасс прочертили они вдвоем в небе Кубани, Дона и Кавказа — их не измерить! Сколько раз судьба одного из них была в руках другого, сколько радостей, а иногда и огорчений было пережито совместно!
Бельский был учеником у своего ведущего как будто и неплохим, но иногда приносил ему неприятности, за которые сержанту хорошенько доставалось. Дмитрий Глинка отличался строгостью. Об этом знали многие. Некоторые пытались даже сочувствовать Бельскому. Но сам Бельский считал: строгость у его командира была справедливой и сочеталась всегда с глубокой человечностью, уважением к людям.
В районе Прохладной, что раскинулась на подступах к Кавказу, летчики штурмовали вражескую автоколонну. Время было под вечер. С высоты хорошо было видно, как устремляются вниз трассы от пушек и пулеметов, как вспыхивают от этого огня машины, разбегаются в стороны и прячутся в канавах вражеские солдаты. Ведущий этой группы капитан Аленин, заместитель командира полка, подал сигнал, означавший, что он начинает последнюю атаку. Каждый из летчиков после атаки должен подстроиться в группу и занять свое место в боевом порядке. Пара Глинки и Бельского была замыкающей. После выхода из атаки Глинка последовал сигналу ведущего, Бельскому же захотелось еще раз атаковать: слишком заманчивой была цель, да и в лентах пушки и пулеметов оставались боеприпасы. Когда он вышел из самовольной атаки, то сильно пожалел о допущенном легкомыслии, ибо понял, что оторвался от группы, которая вступила в бой с «мессершмиттами». Вскоре вражеские истребители заметили одинокий самолет Бельского и бросились на него с разных направлений. Много раз летчику удавалось, маневрируя, уклоняться от огненных трасс. Но все же снаряды настигли его самолет: один разворотил крыло, да так, что на большом участке его обнажились, как ребра, нервюры; второй разорвался в фюзеляже, за бронеспинкой; несколько небольших осколков попало в летчика.
Положение летчика было незавидным. Подоспевший на выручку Глинка не мог один прикрыть его от атак нескольких «мессершмиттов». А фашистские летчики, видя, что самолет подбит, продолжали наседать. И тогда на помощь Бельскому бросились капитан Дмитрий Аленин, лейтенанты Николай Лавицкий и Василий Шаренко со своими ведомыми. Сразу же два вражеских истребителя были сбиты. Когда один из них, словно горящий крест, проплывал рядом с самолетом Бельского, он даже улыбнулся от радости, позабыв на мгновение о том, в каком положении находился сам.
После приземления все летчики, глядя на его изрешеченный самолет, подтрунивали над ним. Бельский не обижался: ведь они спасли ему жизнь, за что он искренне, от души был благодарен, но выразить это словами не посмел: не принято это было у летчиков. Сам же Глинка, когда остались с ним наедине, очень строго, но с искоркой теплоты сказал своему ведомому:
— Подобного не допускай, это может стоить жизни. — Немного погодя, добавил: — И вообще не забывай о дисциплине!
Бельскому казалось, что он хорошо запомнил этот урок, но случилось так, что вскоре опять нарушил дисциплину. Было это над Малгобеком, вблизи Моздока, куда ползли изрядно потрепанные в боях, но все еще наступающие колонны Клейста.
В тот вылет они прикрывали своих бомбардировщиков. Появившиеся вскоре «мессершмитты» стремились прорваться к ним. Одну из таких пар и атаковал Глинка. Заняв удачную позицию сверху и сзади противника, он не выпускал свою цель из прицела, другой же самолет этой пары оказался впереди, прямо перед носом машины Бельского.
Задача ведомого заключалась в том, чтобы обеспечить атаку ведущего, наблюдать за воздухом и в случае опасности подать сигнал на прекращение атаки ведущим или не подпускать немецкие самолеты к своему командиру. Но вражеских самолетов вблизи Бельский не заметил и поэтому решил, что можно и ему атаковать второго «мессершмитта». «Глинка собьет одного, а я в это время второго», — рассуждал Бельский. Не успел он подстроиться на дистанцию действительного огня, как услышал барабанную дробь пулеметной очереди на плоскостях своего самолета…
К счастью, оба, и ведущий Глинка и ведомый Бельский, хотя и подбитые, благополучно вернулись на свой аэродром. Вместо двух самолетов, как хотелось Бельскому, не сбили ни одного. От своего ведущего Дмитрия Глинки он получил теперь внушительный нагоняй. Однако принял упрек как должное. Виноват, ничего не скажешь.
В десятках последующих боев, проведенных совместно, с ним подобного больше не случалось. Эту пару связала настоящая солдатская дружба, в основе которой лежало полное взаимопонимание, доверие и готовность к самопожертвованию ради спасения друга. Нет ничего священнее фронтовой дружбы! Прошло много лет после событий тех грозных лет, а дружба Бельского с Дмитрием Глинкой не ослабевала, наоборот, навсегда сроднила их. И сегодня, много лет спустя после войны, для Бельского каждое письмо его командира так дорого…
Наша пехота зарылась в землю. Поддерживая наземные войска с воздуха, штурмовики и бомбардировщики с утра до вечера работали над передовыми порядками немцев. Истребители же прикрывали их и свои наземные войска от истребителей противника, от налетов фашистских бомбардировщиков. Выполнять эти задания становилось все труднее: авиаторы испытывали острую нехватку запасных частей к самолетам и моторам; моторесурсы большинства машин иссякли.
Бывало пойдет летчик на взлет, а в голове одна лишь мысль: «Оторвется самолет от земли или нет?» Настолько ослабли моторы. Вместе с выхлопными газами летела сплошным потоком масляная эмульсия — износились поршневые кольца да и стенки самих цилиндров.
…На этот раз задание было обычным — прикрыть действия группы, состоящей из самолетов И-15 и И-16, в районе Моздока. Вместо восьмерки на задание
