документ. Власти обращались ко мне за консультациями при его составлении. Больше года назад на случай войны был разработан специальный план того, как следует поступать с теми или иными музейными экспонатами.
– И, тем не менее, наши сведения верны, – сказал Дэвид, – есть записи с видеокамер возле хранилища, есть масса других свидетельств. Кто–то, вероятно, вычеркнул табличку из списка.
– Уже после его утверждения это мог сделать только один человек – министр по культуре и информации Аман Зубари. Только он обладал такими полномочиями. Но не могу представить, зачем ему это понадобилось.
– А можете подробнее рассказать нам, что представляла собой табличка, – попросила Элиз.
– Это уникальный в своем роде образец делового документа эпохи завоевания Персидской державы Александром Македонским. Если он украден, то значит, мы лишились возможности когда–нибудь прочитать его. Вы ведь, наверное, знаете – он зашифрован. Будет очень жаль, если грабители переплавят его. Для них ведь, вероятно, это всего лишь кусок драгоценного металла.
– Вряд ли ее расплавят, – высказал предположение репортер, – судя по всему, за табличкой намеренно охотились.
– И кто же?
От возмущения ноздри старика–библиотекаря широко раздулись. Он присел за стол и попытался справиться с прерывистым, свистящим дыханием.
– Некий бельгиец, работавший здесь в миссии ООН. Его зовут Рудольф Кельц. Мы полагаем, что он мог быть организатором нападения на музей.
– К моему глубочайшему сожалению, с годами ничего не меняется. Охотники за древними сокровищами всегда рвутся в регионы, охваченные войной. Жаль, что теперь они орудуют и у нас. Повторю свой вопрос: чем я могу помочь?
– Вы держали табличку в руках, вы работали с ней, – вновь вступила в разговор Элиз, – вы говорите, что отлично ее запомнили. Расскажите все, что знаете о ней. Что это за предмет? Возможно тогда мы поймем, зачем его похитили.
– Я держал ее в руках не более пяти минут, ровно столько, сколько потребовалось, чтобы измерить и взвесить экспонат. Мне даже не позволили сделать фотографии. Все из–за всегдашней нашей параноидальной подозрительности. Вы знаете, что при Саддаме за незаконные археологические раскопки полагалась смерть?
– Мы выяснили, что человек, стоявший за ограблением, долгое время совершал поездки в окрестности Вавилона.
– Судя по тому, что вы сообщили, он обладал дипломатическим иммунитетом. Кто вообще этот Кельц?
– Бывший военный, получивший неплохое образование по истории античности, – пожал плечами Дэвид, – мы мало о нем знаем, но, судя по всему, он крайне изворотливый и беспощадный человек.
Старик задумался, словно решая, следует ли посвящать людей, которых он впервые в жизни видел, во все известные ему детали дела. Наконец он решился.
– Все верно. При раскопках Вавилона табличка и была найдена. Вы ведь знаете эту историю?
Репортеры как синхронные пловцы склонили головы в кивке и тут же, не поднимая их, вынуждены были разом пожать плечами, так как старик–библиотекарь задал совершенно неожиданный вопрос:
– И знаете, по чьему приказу табличку сделали?
– А это известно? – хором спросили Элиз и Дэвид, которые, казалось, стали похожи на двух роботов, силой одного лишь гипнотического взгляда профессора получивших программу: "слушать и удивляться, слушать и удивляться".
– Как писал Аристотель, кстати, учитель Александра Великого, известное известно немногим. Похитителю – не знаю, а мне – известно. И я поделюсь этим знанием с вами. Табличку отлили в 331 году до нашей эры. Только в двух словах этой истории не поведаешь.
Дорон Дарвиш поднялся из–за стола и, как заправский лектор, неторопливо зашагал, опираясь на трость, из одного конца кабинета в другой. Черепаха при этом следила за хозяином восхищенным взглядом.
– Если не возражаете, мы будем записывать.
Дэвид и Элиз, как студенты на лекции, раскрыли блокноты и приготовились делать пометки.
– Конечно. Но сначала я задам вопрос: как много знаете вы о завоевательных походах Александра? В школьных
