— Это общение будет предполагать драку, нецензурные выражения, битье посуды и моих любимых ваз?
Смиль с отцом переглянулись, а я едва удержалась, чтобы не фыркнуть.
— Нет, — папа придал себе честное выражение лица. — Мы…м-м-м…просто поговорим.
— Не вздумайте запачкать ковер, он новый. И еще одного ремонта я не перенесу. Элвин, дорогая, садись, сейчас сделаю нам чая. Давай-давай, оставь мужикам их право на общение с себе подобными.
— Ты сравниваешь меня с этим?! — разозлился отец.
— Ну что ты, дорогой, — хитро улыбнулась мама. — Ты несравним. Иди уже, с утра нас ждет Леон. Не хочу, чтобы ты уснул в тарелке с супом, он горячий.
Папа обиженно засопел, а Смиль ко всеобщему удивлению чмокнул меня в шею.
— Не спи, — шепнул он, и в голосе было столько серьезности, что я сразу же поверила.
— О, нет! — воскликнула мама, когда дверь за ними захлопнулась. — Я знаю этот жест.
— Какой жест? — не поняла я.
— Ты закусила губу. Тебе понравился поцелуй. Милая, ты похожа на меня больше, чем думаешь. И с каких это пор поцелуи мужчины, насильно женившегося на тебе, мужлана и хама, стали нам приятны?
— Ну…он бывает…хорошим. Когда не хамит и не пытается меня использовать в качестве орудия мести.
— Такое бывает? — удивилась мама.
— Бывает…в последнее время все чаще. Когда он думает, что я не вижу. Например, пока я сплю, он целует меня и гладит по спине. И он видел шрамы. Ну, и шея…
— А что шея?
— А то шея. Он любит меня целовать в шею. А мне нравится, забавно.
— Забавно? Боги, ты еще ребенок, Элвин. А уже замужем. То есть, практически в рабстве.
— Я не в рабстве. Смиль не такой!
Мама взглянула на меня поверх очков, которые стала носить лет в тридцать, когда от бесконечной работы стало падать зрение. И…плеснула в две чашки коньяка из небольшой красивой бутылки. Подарочный вариант, Леон отцу на день рождения задарил…
— Э-э-э, я не поняла, ты меня спаиваешь?! — я пораженно уставилась на маму.
Ту смутить было не так-то просто.
— Не спаиваю. Когда тебе было двенадцать, твой дядя случайно перепутал бокалы и вместо яблочного морса налил тебе белого вина. Ты тогда уснула под утро, доставая отца просьбами поиграть. Он, кажется, все книжки наизусть выучил тогда. Пей, спать не будет хотеться.
Чай оказался удивительно вкусным, и мы с мамой вдоволь насладились им, абсолютно не беспокоясь, что отец нас убьет за такое наглое присвоение чужой алкогольной продукции. Я и вправду перестала хотеть спать, и мы проговорили до тех пор, пока солнце не взошло из-за горизонта. И, когда уже подали завтрак, дверь маминой комнаты приоткрылась, и заглянул Смиль.
— Посмотри-ка, живой! — фыркнула мама. — Тебе чая с коньячком налить?
— Пожалуй, откажусь, — хмыкнул Смиль. — Элвин, идем спать.
— Я хочу знать, о чем вы разговаривали! — моя душа требовала действий.
— Позже, Элвин.
— Так, погодите, — возмутилась мама. — А куда ты моего мужа дел?! Учти, не посмотрю, что ты на моей дочери женился, высеку.
— Лично? — поинтересовался Смиль.
— Публично! — отрезала мама.
— Да встретил твой муж кого-то, не знаю я имен этих индюков. Элвин, идем.
Вступивший в свои права рассвет уже давно намекал, что пора бы и поспать немного, поэтому я решила послушаться. Да и до жути интересно было, до чего они там договорились. Это же невиданное дело: чтобы отец так
