сладостью пирующей смерти.
– Не торопись, – прошептал Ардоло, стискивая кулаки. – Не торопись.
Последний – наверное, во всех смыслах, последний – посетитель ушёл двенадцать минут назад, но убийца продолжал таиться. Ждал, скрытый мороком, жадно разглядывал людей, которых скоро убьёт, и прокручивал в голове предстоящее действо.
Вот он входит в магазин. Не очень быстро, но и не очень медленно, как самый обычный посетитель. Работает артефакт морока, а потому болтающие у прилавка продавщица и охранник видят не рогатого чёрного воина, а пожилого мужчину в коричневом костюме, чёрной рубашке и начищенных до блеска ботинках. Что покупают среди ночи пожилые мужчины в костюмах? Кофе? Хлеб? Газировку? Ардоло неспешно движется вдоль стеллажей, берет в руку упаковку чипсов, подносит к самым глазам, изображая подслеповатого пенсионера… Упиваясь образом подслеповатого пенсионера! Жалким образом человека, от которого не ждут подвоха!
Как же это сладко – когда не ждут…
Вот он кладёт чипсы обратно, вот идёт к прилавку, небрежно прихватив по дороге бутылку газировки. Никто не чувствует опасность… Нет! Продавщица – довольно полная женщина лет сорока, зачем-то крашенная в ужасный тёмно-красный цвет, – странно смотрит на ночного гостя. Странно, потому что не может взять в толк, почему вид скромного и явно небогатого старика вызывает у неё внутри лёгкую дрожь. Продавщица чует, чует приближающуюся жуть, но ничего не понимает. Её хватает лишь на то, чтобы пожать плечами.
Ах, как жаль, что глупая курица не догадывается заглянуть в монитор, Ардоло всё отдал бы за то, чтобы увидеть её изумление – ведь замороченные «Накидкой пыльных дорог» видеокамеры показывали, что в магазине никого нет. Абсолютно никого…
«Посмотри в монитор, сука!»
Но она не слышит, продолжает говорить что-то охраннику. Натужно улыбается, косится на «старика» и улыбается. Охранник, судя по всему, её клеит.
Ардоло подходит к кассе и протягивает продавщице газировку. Женщина подносит бутылку к сканеру, торопясь распрощаться с не понравившимся ей покупателем, а охранник зевает, потому что он, в отличие от продавщицы, ничего не чует. Его рот широко открыт, кожа натянута, и Ардоло бьёт его ножом в щёку, с наслаждением впитывая в себя первый крик жертвы.
Первую кровь.
Первую боль.
А потом срывает с себя морок, представая перед оторопевшей продавщицей в подлинном облике, и громко смеётся, жадно впитывая ужас несчастной женщины.
И снова бьёт ножом…
Почти все бароны Зелёного Дома предпочитали использовать для жизни штаб-квартиры доменов: эти небольшие дворцы считались общественным имуществом, переходили от барона к барону и позволяли обладателю титула не вкладываться в строительство дополнительной недвижимости. Как правило, бароны меняли обстановку, иногда добавляли к комплексу пару-тройку пристроек, но и только, никаких серьёзных вложений себе не позволяли. Витенег в принципе действовал по тем же неписаным правилам, однако результатом его вмешательства в архитектурный облик штаб-квартиры стал не дополнительный флигель или новая баня, а небольшой двухэтажный особняк, в стороне от основного комплекса, куда барон приезжал в поисках покоя и уединения. Он здесь не жил, а бывал: сидел перед камином с бокалом вина или чего покрепче, работал в кабинете, изредка принимал особых посетителей. Случалось – ночевал. А случалось – заставал в тихом уголке неожиданных гостей.
– Сдемир?
– Отец? – Фривольно одетый юноша – только лёгкие шаровары от пижамы, – вышел из кухни с двумя бокалами и бутылкой красного вина, и нос к носу столкнулся с приехавшим в особняк бароном. – Что ты тут делаешь?
– У меня тот же вопрос, – грубовато отозвался Витенег.
– Я успел первым.
– Первым спросил, первым ответишь.
Спорить с отцом Сдемир не стал, чуть приподнял левую руку, демонстрируя открытую бутылку, и улыбнулся:
– Чудесная ночь.
На его взгляд, дальнейших пояснений не требовалось.
– У тебя каждая ночь – чудесная.
– Такой возраст, – пожал могучими плечами юноша. – Магия способна продлить молодость, но не вернуть её.
– И поэтому ты спешишь жить?
