желают проливать кровь ради славы нации!» Сейчас я знаю, что он всего лишь процитировал Наполеона, услышав эти слова от отца. Анри был старше и, вероятно, сильнее. Но Мишеля с трудом оттащили от него. Впервые я видел, как мой брат готов убить человека...
В буране возник голос.
– И начали
– Ты не баронесса! – обвиняюще бросил Огюст. – Пшел вон!
– Да, – согласился голос.
– Что – да?
– Нет. Я – не баронесса. Я – банкир Кокорев.
Огюст уже собрался послать непрошеного русского банкира в тартарары, вместе с толпой рыдающих Трифонов и Матрен – «Сон! я сплю...» – как зеркало вывернулось наизнанку, окружив его. Комната исчезла. Вцепившись пальцами в стул, чтобы не упасть, молодой человек висел в центре кристалла. Каждая грань – зеркало. В каждой – метель, скрежет снежинок; двойная спираль вьюги, мелькание золоченого маятника.
Зрелище завораживало.
Там, плохо различимые за вихрем снега, творились чудеса. Железные птицы таранили башни замка-колосса. По широкой, странно размеченной дороге несся поток безлошадных экипажей. Артиллеристы суетились возле пушек – хищные, с длинными рылами, орудия походили на допотопных монстров. Верхом на огненной метле уносилась за облака ведьма- ракета. В черной мгле плыли звезды – близко-близко, рукой подать.
Его несло к одной из граней. Звук приближался, рос, оглушал. Словно мальчишку, расплющившего нос о стекло аквариума, Огюста прижало к зеркалу. На той стороне, купаясь в буйстве снежинок, царил ад. Демоны, взобравшись на подиум, плясали и кривлялись. Белые лица, черные пятна. Изо рта одного дьявола вырывались струи огня. Другой плевался кровью, темной в ослепительных лучах света.
Внизу бесновалась орда грешников. Несчастных коверкало грохотом, выгибало от грома барабанов преисподней. Столбы искр взлетали над краем возвышения – и рушились на бедняг, содрогающихся в пляске Святого Витта. Хохоча, скаля клыки, топая копытами, демоны ликовали. Они терзали орудия пытки, которые можно было бы счесть гитарами, если бы те не извергали дым. Кристалл завертелся, брызжа пламенем.
«Что это?!» – беззвучно закричал Огюст Шевалье.
«Группа „Kiss“, – прозвучал немой ответ. – Концерт в Париже...»
«Кто ты?»
«Оракул? – предположили вдали. Казалось, там долго подбирали слово, понятное для человека, запертого в кристалле. – Если хочешь, спрашивай еще. У меня нет времени...»
Любой понял бы это, как намек поторопиться. Любой, но не Огюст. В послании Галуа говорилось то же самое: «У меня нет времени...» Что ты хотел сказать, математик? Что хотел сказать ты, Оракул?
Какофония стихла. Стул вернуло в центр комбинации граней-зеркал. Кое-где в глубине зажглись свечи – язычки пламени, утопленные в снегу. Спросить? О чем? Он собирался говорить с воображаемой баронессой, а не с Оракулом- галлюцинацией...
– Кто убил Эвариста Галуа?
«Александр Дюшатле...»
– Нет!
«Пеше д’Эрбенвиль...»
– Нет!
«Информация не вполне достоверна. Точные сведения отсутствуют...»
