дожди могут зарядить на месяц, тем более что муссон должен вот-вот обрушиться и на этот район. Значит, остается лишь путь вниз по ущелью, где ниже убежища дикарей через реку перекинут непрочный подвесной мостик, которые плетут фаны на своих охотничьих и торговых тропах.
По середине откоса тянулась тропинка, то ли звериная, то ли протоптанная охотниками. Ее кое-как было видно, так что путь не был труден. Но Матур уже страшно устал.
Ноги его еле двигались.
По его расчетам, он добрался до пещеры голых людей – она должна была находиться где-то ярдах в ста над его головой. Нет, он не будет заходить к ним и требовать рубины, он мечтает лишь об одном – вернуться в лагерь живым…
Еле переставляя ноги, Матур плелся по берегу…
Вдруг ему почудилось, что сзади что-то зашуршало в кустах. Матур замер, прислушиваясь, потому что очень боялся хищников.
Он стоял и слушал…
Но ничего не услышал, потому что некто, подкравшись совсем близко, ударил его по голове дубинкой.
Так и не поняв, что с ним произошло, Матур упал на землю головой вперед.
Юрий Сидорович Вспольный
К моему смущению, майор Тильви Кумтатон не выразил желания доверить мне миссию освобождения Матура. Впрочем, я понимаю, он был совершенно прав – он не имел права подвергать риску жизнь ученых.
– Во-первых, – заявил майор, – я не обязан спасать торговца, который неизвестно как попал в нашу группу. А во-вторых, если поиски и будут проводиться, то только военнослужащими.
Нет, я не был обижен. Я все понял.
А майор спокойно пригласил нас к завтраку.
Завтрак начался в молчании. Что ни говори, а судьба этого несчастного человека, хоть и не члена международного сообщества ученых, всех нас беспокоила.
Анита не удержалась и спросила:
– Неужели вы совсем ничего не предпримете, майор?
Майор не успел ответить, как заговорил мрачный, похожий на богомола профессор Никольсон:
– К сожалению, наш эксперимент закончен, так и не начавшись. Мы лишены возможности подглядывать за несчастными детьми природы хотя бы потому, что теперь они знают, что не одиноки в этой долине. И, подозреваю, они знали об этом до встречи с Матуром.
– Но он мог пропасть совсем по другой причине, – сказал профессор Мангучок.
– Вряд ли его растерзал тигр – думаю, что тигров распугали на сто миль вокруг. Если же он попал в руки таким же, как он, авантюристам, – ответил Никольсон, – то значит, наше ущелье не такое уж безлюдное место. И дикари не впервые видят современного человека.
– Вы все отказываетесь от самого простого объяснения, – возразила Анита. – Допустите, что он попал к дикарям. Это несчастные запуганные существа. У них свои понятия о ценности человеческой жизни. Вы же все этнографы, и не мне вам объяснять…
В ответ на удивленный взгляд майора Мангучок объяснил:
– Мисс Крашевская имеет в виду ритуальный каннибализм, но я полагаю, что это предположение лишено оснований.
Я испытывал приступ холодной дрожи! Это в наши-то времена, во времена, когда на шестой части суши строится развитое социалистическое общество, когда в небе летают космические корабли, мы не имеем права подозревать некоторые отсталые народы в людоедстве. Наша цель – стремиться к братству всех людей.
Именно в таком духе я немедленно высказался перед моими коллегами и был вынужден выслушать ядовитую реплику профессора Никольсона:
– Я думаю, мы зря не разрешили господину Вспольному отправиться голышом в пещеру. Ведь директора
Матура хватило лишь на жаркое, а вот сладкого пудинга дикарям не досталось.
Тут пришел солдат, который, как я понимал, дежурил напротив пещеры, и доложил майору обстановку. Мы все замолчали, ожидая, что же скажет Тильви.
– За последние часы, – сказал нам Кумтатон, – ни один человек не вышел из пещеры и не вошел в нее. Обычно же утром охотники уходят в лес, а женщины готовят пищу перед входом в пещеру. Племя ушло.
– Когда же? – воскликнул я.
– Возможно, на рассвете. До того, как мы поставили там пост.
– Но как же Матур? – воскликнула Крашевская.
– А это мы сейчас узнаем, – сообщил майор. – Я пойду туда с солдатами, и мы осмотрим пещеру.
– Мы пойдем с вами, – сказал Мангучок, – и будем наблюдать с другого берега.
Майор кивнул.
В результате сразу после завтрака мы начали собираться в поход.
Некоторые думали, что стоит вызвать вертолет и лететь на нем к пещере, чтобы затем солдаты взяли пещеру штурмом. Но этот вариант, высказанный майором, был отвергнут остальными, потому что они надеялись на то, что Матура все же в пещере нет. И в таком случае травмировать голых дикарей бесчеловечно.
Но так как река от дождей вздулась и перейти ее вброд было невозможно, мы все отправились вниз по тропинке к висячему мостику, а от него уже вверх по течению Пруи к пещере.
Хорошо сказать – отправились. В район пещеры мы приползли – я не знаю другого более точного слова – к двум часам дня и производили такой шум, словно по чаще двигалось стадо слонов. При этом прошу учесть, что к пещере отправились не все члены экспедиции – профессор Никольсон, например, остался в лагере, потому что полагал, что спасение Матура выходит за пределы его научных интересов. С ним остались повар и два солдата.
Так что из кустов, что подходили к пещере почти вплотную, тяжело дыша, наблюдали за входом три этнографа, включая вашего покорного слугу, майор Тильви Кумтатон и два солдата.
Мы просидели в этих кустах до тех пор, пока нас не сожрали слепни и неизвестные мне жгучие мухи, но черный зев пещеры был безмолвен.
Я поглядел на часы. И, к своему изумлению, обнаружил, что мы пробыли в ожидании лишь десять минут. Вот так субъективно восприятие времени человеком! А ведь на сладостном любовном свидании часы превращаются в секунды.
– Пошли, – сказал негромко майор Тильви Кумтатон.
Он подал сигнал солдату, который направился первым, держа перед собой автомат, за ним шел сам майор, потом Анита, которая категорически отказалась остаться в лагере, профессор Мангучок и я. Сзади процессию замыкал второй солдат, вернее, солдатик, так он был мал и пуглив – похожий на мышонка, вооружившегося противотанковой пушкой.
Я ступил на каменный козырек, прикрывавший часть площадки перед пещерой. Здесь было несколько прохладней, чем в кустах, но мне в ноздри ударил неприятный запах тухлой пищи. Я понял, что он исходит от валявшихся на утоптанной площадке рыбьей чешуи и внутренностей, клочьев шерсти и полуобглоданных костей. Из холодного пепла кострища на меня глядела белым мертвым глазом еще покрытая шерстью голова оленя мунжака.
Я поспешил миновать неприятное место в надежде на то, что внутри пещеры будет лучше.
Но оказалось, что это вовсе не так.
… Мы стояли в большом зале, достаточно освещенной сквозь широкий вход, которым мы туда проникли. Потолок нависал довольно низко ровной сплошной плитой на высоте метров трех, постепенно понижаясь в глубину. Зал широко раздавался в стороны, словно пустой мешок. Я бы сравнил его по размеру с волейбольной площадкой. Пол был плоским, но неровным, кое-где в нем поднимались холмики и выпуклости, у дальней правой стены они были очевиднее, и оттуда доносился неприятный запах. И лишь по реакции Аниты я догадался, что именно там голые люди устроили свою уборную.
Мы миновали это место, стараясь ни на что не наступить, а я, в свою очередь, задумался, как много мы упускаем в истории подсознательно, зато и сознательно вычеркивая из нее ту обычную обязательную физиологическую деятельность человека, без которой он не может существовать. С ходом столетий все превращается в прах и камень. А камни не пахнут. Обедненные и лишенные земной плоти, наши предки оказываются как бы призраками… А ведь они были такими же, как и мы, только мы специально выдумали водопровод и канализацию, свалки и выгребные ямы, чтобы скрыть от археологов будущего, которые вознамерятся нас изучать, действительную нашу жизнь – полнокровную, но некрасивую.
К счастью, дальше, по мере углубления в пещеру, воздух стал чище и прохладней. Мы продвигались по широкому, но сужавшемуся туннелю, скорее низкому, чем узкому, и вскоре попали в следующее расширение пещеры. Там зажженные майором и солдатами сильные фонари осветили жалкую спальню дикарей – вороха высохшей травы и клочья шкур, составлявшие их постели, или, вернее, лежбища. Лишь одна из «постелей» была устроена лучше прочих – на ней лежало несколько шкур, – видно, там почивал вождь племени.
Здесь тоже чувствовался запах жилья – пота, немытых тел, остатков пищи. Мы задержались в зале – майор осматривал его в надежде, как я понимаю, отыскать следы пребывания директора Матура.
Из спальни дикарей были видны два хода в глубь горы. Оба низкие, узкие, негостеприимные.
Майор оглянулся, как бы выбирая добровольца обследовать дальнейший путь, и его взгляд остановятся на маленьком солдатике, который поежился, молча проклиная свою судьбу.
Майор приказал ему поглядеть в правом ходе. Солдатик вздохнул, поправил автомат и, светя перед собой фонарем, согнувшись, прошел вперед. И исчез.
Мы все склонились, заглядывая в ход и стараясь по неверному пятну света угадать успехи солдатика.
– Как ты там? – окликнул его майор.
– Иду! – отзывался солдат.
Мне показалось, что его движения с каждой минутой становятся все медленнее и неувереннее.
И как бы в ответ на мои подозрения, изнутри донесся голос солдата:
– Дальше хода нет!
– Ты хорошо посмотри, – приказал майор, становясь на четвереньки, чтобы лучше видеть.
