бы хот-дог съел и переварил самого себя. В философских категориях, конечно же.
Однако хипстеров выставка впечатляет и, я бы сказал, даже возбуждает. Бедные дети! Им привили неправильные представления о прекрасном, но даже через их огромные очки вряд ли возможно разглядеть красоту в этих, с позволения сказать, «объектах». Впрочем, известная пословица предлагает не спорить о вкусах, и в целом я согласен с ее диспозицией.
Хожу от стены к стене, от стенда к стенду. Ничего интересного. Однако я прекрасно понимаю, что не пойди я на эту выставку и, например, проведи очередные выходные дома перед компьютером, мое время было бы убито еще куда более бездарным образом. Мы живем во времена вторичности, в мире без тайн и секретов, поэтому увидеть что-то даже совершенно банальное – уже в некотором смысле достижение.
Олег куда-то запропал, но это заботит меня меньше всего. Ему нужен свежий воздух, так пусть он его получит. Тем более нянька из меня никакая.
Останавливаюсь перед очередным шедевром – это надутая резиновая женщина из секс-шопа, облаченная в судейскую мантию. Интересно, что бы значило это произведение искусства?
Впрочем, я в отличие от экспоната – не судья, а потому выносить вердикт о его художественных качествах не берусь. Кто знает – может, за столь причудливой формой прячется глубокий посыл.
- Уй-и-и-и-ху! – от моих размышлений меня отвлекает крик, я узнаю голос Олега. Самого моего приятеля не видать. Я иду туда, откуда прозвучал его боевой клич.
В дальнем углу зала на постаменте стоит фигура не то полицейского, не то пожарного. По крайней мере, ее верх облачен в форменную экипировку. На ногах же – черные колготки в сеточку и лакированные туфли. Перед фигурой размещена табуретка с тарелкой, наполненной гнилыми помидорами. Любой желающий может взять помидор из тарелки и швырнуть в фигуру. Именно этим и занимается Олег, сопровождая свои броски громогласными возгласами.
- Что ты делаешь? – пытаюсь остановить я его.
- Как что? – он пучит глаза на меня. – Творю! Это активное искусство, тут каждый участник!
Рядом с фигурой закреплена табличка с текстом, в двух словах раскрывающим суть данной инсталляции. Я пробегаю по нему глазами, понимаю, что Олег не врет. Вот только зачем привлекать к этому столько внимания? Думаю, достаточно одного-двух томатных выстрелов, чтобы удовлетворить свою тягу к прекрасному.
- Художник из тебя, по правде говоря, - так себе, - говорю я Олегу.
- В наше время этот факт не мешает быть творцом! – пытается возразить он. Его бутылка, которую он поставил себе под ноги, в этот момент опрокидывается, и остатки пива выливаются на пол.
- Ну, вот по итогу банально насвинячили …
- Это акт творения!
- Пойдем-ка отсюда, творец, пока убирать не заставили…
Мы покидаем место преступления. Олег настаивает на том, чтобы мы посетили туалет. Я не возражаю.
После посещения туалета мы прогуливаемся по полупустым пространствам лофта, наблюдаем за окружающими людьми. Забредаем в книжный магазинчик, расположенный в одном из залов. Я вспоминаю, что уже был сегодня в обители книг. Мертвые слова продают себя неохотно.
- Почему книги так дорого стоят? – спрашивает меня Олег, хотя этот вопрос, скорее всего, направлен даже не конкретно мне, а некоему собирательному образу продавца книг.
- Не знаю. Наверное, потому что читать модно.
- Модно? Ты уверен? По-моему, модно одеваться как сумасшедший и дрочить, но только не читать.
- Может быть. Однако цифры на ценниках от этого не становятся меньше.
- Литература мертва. Остался один лишь бизнес.
- Торговля мертвым. Похоронный бизнес?
- Вроде того.
Наверное, он прав. Мертвые слова дорого стоят. Потому что их говорят мертвые для мертвых. Хипстеры в огромных очках охотно покупают Селлинджера и Буковски, студенты, питающиеся лапшой быстрого приготовления, святым духом, портвейном и прочими магическими сущностями, берут Блаватскую и Кастанеду.
- Пойдем отсюда.
- Пойдем.
В небольшом зале с белыми стенами в углу стоит стул, на стуле лежат наушники. Рядом со стулом к стене прикреплена уже
