нужно только попасть в Маркус. Помните, они не выносят громких звуков. В том числе и громких голосов. Потому разговаривайте шепотом и только по делу, а лучше вообще молчите.
— Эти твари подозрительные, — напомнил Норберт, — чуть что — сразу рвут в куски. И доспехи не помогут.
— Тем более, — напомнил я, — доспехи придется оставить.
Один из молодых мужчин в драной одежде, в котором за милю видно рыцаря по прямой спине и вызывающему взгляду, сказал со вздохом:
— Я все понимаю… но я так спрятал, что жена и то не нашла бы.
— Кто не может без оружия, — напомнил я, — говорите сейчас. Пока могу заменить на воина из простого народа.
— Ваше величество! — вскричал рыцарь гневно. — Если нужно без доспехов, то пойдем и без…
Второй сказал:
— Но мечи возьмем?
— Думаете, — спросил я, — они не знают, что такое мечи? Придется оставить любое оружие.
Они умолкли, начали переглядываться, наконец рыцарь спросил потерянно:
— Так что… кулаками, как мужичье?
— В худшем случае, — ответил я, — но там посмотрим. Возможно, будут и приятные сюрпризы. Но не обещаю. Это так, предположение.
Подошла еще группа в крестьянской одежде, я сказал себе с надеждой, что филигоны не должны знать разницу в выправке рыцарей и простолюдинов, а так оружия и доспехов нет, одежда бедная…
— Враг будет разбит, — заявил я, — победа будет за нами.
Мой голос звучит громко и приподнято, даже глаза посверкивают, надеюсь, посверкивают, на лице победоносная улыбка. Норберт сказал сдержанно:
— Ваше величество, я выбрал село Тоуды, если вы не против. Там крестьяне пробовали возвращаться, но я велел их изгнать под страхом немедленной смерти…
— Прекрасно, — прервал я. — Осталось только всем присутствующим сыграть крестьян как можно убедительнее.
Он кивнул на жадно слушающих меня воинов.
— Уже знают, что от того, как сумеют притвориться, зависят не только их жизни, но и жизни всех людей на свете.
— И вообще, — добавил я, — всей Земли. Что с Тамплиером?
Он посмотрел по сторонам, чуть понизил голос:
— Он хоть гордый рыцарь, но чувство долга в нем сильнее. Когда я сказал то, что вы вот сейчас, насчет притворства, он посопел и заявил, что сделает все, потому что Господь объявил жизнь высшей ценностью.
— Прекрасно? А Сигизмунд?
Он светло улыбнулся.
— Этот смотрит на вас, как не знаю уж на кого, ловит любое слово и бросится в огонь по одному слову или взгляду.
Я повернулся к ратникам, выглядят в самом деле сносно, в смысле, могут сойти за пойманных врасплох простолюдинов, не успевших убежать в лес.
— Вы лучшие из лучших, — сказал я властно и, понизив голос, добавил: — Вы даже лучше самых знатных и высокорожденных рыцарей!.. Вы настоящие воины, в то время как они больше актеры, для которых важнее быть красивыми в бою!
Они смотрели на меня с просветленными лицами, глаза уже вспыхнули восторгом, слушают внимательно.
— Я доверяю вам военную операцию, — сказал я, — какую никогда не стал бы доверять только рыцарям! Рыцари… это рыцари! Еще в самом начале погибнут красиво, глупо и бездарно. Но ладно, гордых дураков не жалко, но что провалят все дело — это военное преступление! Жаль, спрашивать будет не с кого.
Смотрят с жадным интересом, таких речей еще никогда не слышали, тем более от короля, — не знают еще, что короли всегда опираются на незнатных в постоянной борьбе со знатью, так что это никакая не милость.
Норберт сказал за моей спиной:
— Ваше величество, здесь два десятка самых достойных людей из достаточно знатных семей!
— Знаю, — огрызнулся я, — но подчеркиваю, на время этой операции нужно забыть о своем благородном происхождении!.. Ибо противник наш неблагороден. Все усвоили задачу?
Один из рыцарей, изображающих крестьян, ответил с некоторой неприязнью:
— Сдаться в плен.
— Но не как побежденные, — уточнил я строго, — а как будто вы пойманные крестьяне, не успевшие скрыться в лесу.
— Да, ваше величество… Вы уже говорили.
